Поездка в Соколье

[Лада]

- Конечно пойдем, - ответил Ваня. И... опять обнял девочку. Поцеловал в подбородок, провел ладонями по голым плечам, хранящим жар июньского солнца.
- Ладка, - шепнул он ей в ушко, чуть чуть ухватив его губами. - Давай, если когда-нибудь, ну, когда мы обидим друг друга, как сегодня.... Пусть мы тогда вспомним как нам сейчас хорошо. И тогда солнышко загорится даже в такой темноте

- Давай... Ты только стой вот так... не уходи! Лада несмело провела рукой по Ваниной щеке. И уткнулась носом ему в плечо. Ну и дура же я была! Зря только на Белку злилась. А она совсем не плохая. Обязательно с ней помирюсь! - думалось девочке.
- Ванька, ты такой хороший! Такой терпеливый! А я... а я так больше не буду! Вот увидишь! Щеки у девочки вспыхнули, но никто этого не увидел. Темнота милостливо поглотила цвета.

[Игорь Анатольевич Лане]

Ступени кончились. Иду по узкому коридору, считая шаги. Слава Богу, ни провалов под ногами (куда же еще ниже!), ни боковых проходов. Это хорошо.
Плохо, что ребята не отзываются.
Ребята... Увиденная сегодня Ладушка Волкова и почти незнакомый Ванюша Горелин. Ребята, сломайте себе ноги, но только будьте ЖИВЫ Будьте ЖИВЫ и я прощу вас. Сам пальцем не трону. И никому не позволю....
Это не обет. Это так, эмоции проскальзывают. Не могу же я считать обетом другую менее гуманную идею, пролетевшую по сознанию секунду назад...
УБЬЮ! Если живы - найду и УБЬЮ!
Так и быть, не убью. Но, обоих. На одной скамейке. Голых. Посередине лагеря. Не розгой, а ореховым хлыстом от самодельной удочки, полтора метра длинной. Пока хлыст не истреплется. А потом истреплю еще три таких хлыста!
Ладушка, Ванюша, пожалуйста будьте живы...
Коридор кончился. Пролом в стене. Столб огня поплясал на стенах - нет дыр, значит - там.
Лезу в дыру. Белое пятно исходящее от фонаря послушно ощупывает пространство.
Так, а что на полу блестит?

Пашка
и даже запустил в это непонятное свой фанарь. Ударившись о стену фанарик разлетелся в дребезги.

Стекла? Верно, от фонарика. А вот и он сам. А хозяин?
Не верю в призраки, уносящие живых людей. Не верю в подземных монстров.
И в разбитый фонарик я тоже не верю. Я его просто держу в руке и вижу глазами.
Душная волна опять разгоняется в сердце. Нет, с ними все в порядке.
- ЛАДА! ВАНЯ!
Волковой и Горелиным они станут потом. Когда я их увижу.

[Ваня]

Самая добрая и теплая девочка на свете
- Давай... Ты только стой вот так... не уходи! Лада несмело провела рукой по Ваниной щеке. И уткнулась носом ему в плечо. Ну и дура же я была! Зря только на Белку злилась. А она совсем не плохая. Обязательно с ней помирюсь! - думалось девочке.
- Ванька, ты такой хороший! Такой терпеливый! А я... а я так больше не буду! Вот увидишь! Щеки у девочки вспыхнули, но никто этого не увидел. Темнота милостливо поглотила цвета.

Ваня не ответил. Просто обхватил ее лицо свои руками и сам опустил голову на ее затылок. Слегка ерошил ей волосы губами. Держал Ладу в руках как пойманную птичку и чувствовал как бьется сердце девочки под платьем. Как птичий трепет.
Свеча горела на полу, возле какого-то обломка и Ваня надеялся, что это не какой-нибудь древний снаряд, начиненный порохом.

- ЛАДА! ВАНЯ!

Что это? Кто это? Совсем близко.
Ваня поднял голову.

[Лада]

Свеча горела на полу, возле какого-то обломка и Ваня надеялся, что это не какой-нибудь древний снаряд, начиненный порохом.

-Вань, а ты будешь рядом если...

- ЛАДА! ВАНЯ!

Впереди мелькнула тень и Лада слегка отпрянула назад и вцепилась в Ванину руку в предчувствии близких неприятностей... Вот ОНО... Ну почему именно сейчас?!

[Женя Белкина]

Белка не глядела по сторонам, – до того ей было сейчас гадко на душе. Ну и денечек, блин, выдался! Хуже не придумаешь! Она пыталась не думать о своих злоключениях, но получалось как с той самой желтой обезьяной. Только Женечка старалась найти какую-нибудь отвлеченную тему, как в нее тут же настырно влезал то Ваня, целующий зарумянившуюся от счастья Ладу в ушко, то равнодушно удаляющаяся вглубь подземелья спина историка. Да за что он меня! Не этих Волкову с Горелиным, которым там, видите ли, остаться захотелось, а – меня?
Отшлепанная попа давно уже перестала, но по-прежнему ныло в груди какой-то особенной тоской – тонкой и злой. Женька от раздражения отчаянно пинала все встреченные по пути камушки, которые с треском катились вниз по булыжнику крепостного двора. Она ни на секунду не задержалась на пляже, откуда доносился плеск воды и счастливый визг малышни. Белку даже дернуло, как будто ударило током - когда вспомнила, как смешно и глупо ломалась перед этим …Горелиным, р-р-р! целуйся со своей фифой и с питекантропом в придачу, вот!
Белка забралась в пустой автобус, – кажется, это было единственное место вокруг, где она могла побыть одна. Она решительно повытаскивала все свои вещи с прежнего места, оставив на сидении лишь подаренную Ваней зеленую свечу. Как же, подарил, - чтобы я им свечку держала! Обломитесь!

[Игорь Анатольевич Лане]

«Фонарик вспыхнул последний раз и разбился, а Черное Проклятие замка (в смысле, крепости Соколье) утащило юные тела в свое логово».
Это я так сам себя смешу. И правда, было бы смешно, если бы.... Если бы уже нашлись.
А более простая версия? Разбился фонарик, случайно. Выпал и разбился. Детишки же, лишенные источника света, двинулись на выход… в противоположную от него сторону.
Но где же они сейчас, если меня не слышат? Черт возьми, здесь же не может быть тоннеля!
Белый клинок моего фонаря ползет по стенам. Так, дальше проход. Можно идти, лишь бы слегка пригнувшись.
Обхожу эту стену, свечу вперед и…
Сначала показалось, будто паренек и девчонка застыли в параличе. Окаменели, заледенели. Нет, просто обнимаются.
Голубки. Как и те на стене – Маришка и Шпелер. Только не выёживаются друг перед дружкой, а почти целомудренно воркуют. В трех шага от педагога, который только что из-за них надорвал глотку. И, может, навредил другому органу, которое принято рисовать на открытках в Валентинов день.

[Ваня]

Впереди мелькнула тень и Лада слегка отпрянула назад и вцепилась в Ванину руку в предчувствии близких неприятностей... Вот ОНО... Ну почему именно сейчас?!

Так нехочется просыпаться когда будят. И пусть, вроде и слышны чьи-то шаги, все равно, когда твои руки обнимают голову, голову самого милого и нежного человека на свете, можно еще вырвать несколько секунд.
Ваня поцеловал Ладу в ушко. Остановись мгновение и....
ОСВЕТИСЬ
Ваня так и не понял, что случилось. Почему, он оказался в столбе света, ударившем в глаза и почти ослепившего его. Уж тем более, после такой темноты.
Поэтому, Ваня инстинктивно еще крепче прижал Ладу к себе, ткнул ее лицо в свою футболку, чтобы уберечь ее глаза от этой ослепительной яркости.

[Лада]

Поэтому, Ваня инстинктивно еще крепче прижал Ладу к себе, ткнул ее лицо в свою футболку, чтобы уберечь ее глаза от этой ослепительной яркости.

Адский огонь. Чужой и злой. Прямо в глаза. Он заберет сказку. Не хочу! Ваня. Рядом. Лада обхватила мальчика обеими руками и прижалась к нему как к последней надежде. Ей даже показалось, что они стоят на берегу древнего моря и сейчас из моря выползет дракон, чтобы слопать их на ужин... И страшно и жутко и как-то очень светло от того, что Ване не нужна никакая Белка, а нужна она Лада (теперь в этом никаких сомнений!)

[Игорь Анатольевич Лане]

…. И продолжают обниматься. Пожалуй, даже, с повышенным рвением. Будто говорят: полюбуйтесь, чем мы тут занимались. Привет, нам хорошо, а вам?
Держите меня! За язык. И за руки.
Держать некому, поэтому удержался я сам. Поначалу забыл про «Ладушку» и «Ванюшу».
- Волкова, Горелин. Я не помешал?
Злость, незаметно для меня самого, сублимировалась в сарказм. Это даже меня пугает.

[Ваня]

….- Волкова, Горелин. Я не помешал?

- Да, то есть, нет, не помешали, - ответил Ваня, столь же спокойно. Впрочем, смиренный тон историка его не обманул.
- Понимаете, - продолжил он, - мы тут немного заблудились. Остановились и Лада… Она заснула, и мы не слышали, как вы нас звали.
Ваня замолчал, чтобы не сказать, что-нибудь еще глупее.

[Игорь Анатольевич Лане]

- Да, то есть, нет, не помешали, - ответил Ваня, столь же спокойно. Впрочем, смиренный тон историка его не обманул.
- Понимаете, - продолжил он, - мы тут немного заблудились. Остановились и Лада… Она заснула, и мы не слышали, как вы нас звали.
Ваня замолчал, чтобы не сказать, что-нибудь еще глупее.

Неосознанно отвечает парнишка. Не осознал глубину своих неприятностей. Своих и подружкиных.
И, тем более, глубину моей злости.
Чтобы не сорваться, надо задать нейтральный вопрос.
- Горелин, ты заблудился, потому, что фонарь разбил?
Показываю ему останки фонаря.
И тут же соображаю, какой вариант амнистии подсказываю парню. Ну, не амнистии, так, смягчения обстоятельств. Что тоже неплохо.

[Илья Шпелер]

Показав Белкиной на прощанье язык (Надо же! А я еще решил, там, на башне, что она - симпатичная. Чуть из-за этой дуры с Маришкой не поссорился) Илья спустился к входу в подвал. Тут ему стало боязно. Тем более, что ни фонарика, ни свечки, ни даже рубашки у него не было. Он замялся у входа и несмело заглянул внутрь.

- Эй! - тихо позвал он, - Как его... Игорь Анатольеви-и-ич?

Еще тише проговорил он в темноту.

- Ау-у-у!

Тут Шпелер почувствовал себя глупо. Ну не трус же он в самом деле! И Илья смело шагнул в недра башни.

Первые шагов пять шесть были безопасны - хватало света от дверного проема, но потом тьма быстро сгущалась и пришлось брести в потемках, почти наощупь. Стало холодно. По ноги все время попадалось что-то острое или круглое, так и норовящее подставить подножку. Илья слишком поздно понял, что без света он здесь запросто может заблудиться и остаться навсегда. Его понемногу начала охватывать паника. Пожалуй, лучше было бы, если бы Исторический Антресоль наказал его привычной поркой, чем заставив таскаться по таким кромешным лабиринтам.

Не зная куда идти, Илья замер на месте. Он стоял в какой-то не то комнате, не то зале - во всяком случае руки до стен не доставали, а сойти с места мальчик не решался.

- Игорь Анатольевич! - хрипло позвал он. Голос предательски сел. Это оказалось последней каплей. Шпелер почувствовал, что готов разревется. Он резко развернулся и бросился назад, примерно в том направлении, откуда пришел.

И конечно, сразу же на что-то налетел. Грохот был таким, что Шпелеру показалось, что на него рухнула вся башня целиком.

- Ай! Ай-я-яй! Спасите!!! - завопил он во всю силу своих легких. Голос вдруг вернулся, но оказалось, что Илью кто-то крепко схватил за штанину и держит, поэтому он не может встать. Шпелер попробовал вырваться - безуспешно. Парень вообще перестал соображать: вокруг тьма, хоть глаз выколи, что-то все время грохочет, да еще и хватает!

- Ма-а-ма-а!!!

[Ваня]

- Горелин, ты заблудился, потому, что фонарь разбил?

Ваня, ожидавший любого другого вопроса (или реплики) посмотрел на разбитый фонарь в левой руке историка с неподдельным интересом.
- Не, Игорь Анатольевич, это не мой фонарь.
И, все больше понимая в какую неприятность попал, затараторил.
- Игорь Анатольевич, это я сюда Ладу привел. Чес слово, я сам. Она не хотела, но я сказал, что она трусиха, жаб боится, летучих мышей, сама как мышь и если не пойдет, то никто с ней дружить не будет. И она пошла. А потом она все меня дергала, плакалась, просилась наверх. А я отвечал - вот сейчас убегу от тебя и оставлю в темноте. И она шла за мной. Это все я.
Ваня врал так быстро, что не успевал краснеть.

[Игорь Анатольевич Лане]

И конечно, сразу же на что-то налетел. Грохот был таким, что Шпелеру показалось, что на него рухнула вся башня целиком.

- Ай! Ай-я-яй! Спасите!!! - завопил он во всю силу своих легких. Голос вдруг вернулся, но оказалось, что Илью кто-то крепко схватил за штанину и держит, поэтому он не может встать. Шпелер попробовал вырваться - безуспешно. Парень вообще перестал соображать: вокруг тьма, хоть глаз выколи, что-то все время грохочет, да еще и хватает!

- Ма-а-ма-а!!!

«… и он понял, что если все же убежит от инфаркта, то инсульт его догонит».
Не помню, в каком фельетоне прочел в детстве эти строчки, просто, запомнились. Если я сегодня от этого убегу, то назвать это, меньше, чем незапланированным чудом нельзя.
Конечно, это я думаю уже на бегу.
- Горелин, Волкова! – почему-то обращаюсь именно к парню, хотя и понимаю, почему, хоть и оболтус, все же мужик. – Стоять на месте!
А сам несусь на крик. Как какой-то хреновый джедай, по уже знакомому трюму вражьего космического корабля (раз прошел, вроде уже знакомо), размахивая своим лазерным мечом. Пробегаю коридор, ступени, дыра в стене. Снова взмах фонарем луч которого внезапно упирается в…
Шпелера. Кстати, чему удивляться. Не его ли голосок я где-то слышал последние пять минут.
Ну, друг. Ну, знаток истории. Ну, приключенец.
Подхожу к парню, освещаю. Понимаю суть катастрофы. Его угораздило в темноте врезаться в деревянные козлы, которые использовали реставраторы, чтобы чего-то зацементировать там, где с пола не дотянуться. Пришибло парня доской, и, верно, держит какой-то гвоздь. Почти средневековая гравюра: "в колодках".
Проверяю свою версию, освобождая парня. Вроде жив. Поднимаю на ноги.
- Илья. Ты решил сегодня нарушить все мои запреты?

[Агнесса Лещинская]

Агнесса быстро вернулась к Пашке в очень плохом настроении. Она никак не могла отвлечься от мыслей о Женькином предательстве.

- Пашк, пошли в автобус. Устала я что-то.