Поездка в Соколье

[Илья Шпелер]

Ваня вдруг понял, что сейчас заплачет. Он чуть ли не с силой прижался к Ладе, положил лицо на ее голову, чтобы слезы, если польются, ушли бы в ее волосы.

- Ну, вот, довели человека! - огорченно-обвиняюще сказал Шпелер, увидев, что Ваня вот-вот пустит слезу. Его бунтарский порыв получил чувствительный удар - он почувствовал, что сказал в запальчивости что-то не то, что-то, что обидело товарища, но не хотел примирится с мыслью, что виноват он. Поэтому, обвиняющий тон был нацелен на историка.

[Игорь Анатольевич Лане]

- Ну, вот, довели человека! - огорченно-обвиняюще сказал Шпелер, увидев, что Ваня вот-вот пустит слезу. Его бунтарский порыв получил чувствительный удар - он почувствовал, что сказал в запальчивости что-то не то, что-то, что обидело товарища, но не хотел примирится с мыслью, что виноват он. Поэтому, обвиняющий тон был нацелен на историка.

Монолог Шпелера я прочувствовал. Разве что, кто такой Вико не знал, но интонация была понятной, почти объясняющей.
- А вот это, Илья, иллюстрация к твоему обещанию не бить детей, когда вырастешь. Ты сейчас просто отхлестал словами по лицу своего товарища, который ничего тебе плохого не сделал. При его девчонке. Не завидую твоим будущим детям, твоим друзьям, вообще, всем, кто с тобой связан. А еще, я с тобой, как со взрослым говорил недавно. И даже сейчас у тебя хватает ума понять, что человека довел именно ты.
Хотел было уйти, но подумал, что в раздевалке надо прибраться. И скрылся за дверью.

[Илья Шпелер]

Монолог Шпелера я прочувствовал. Разве что, кто такой Вико не знал, но интонация была понятной, почти объясняющей.
- А вот это, Илья, иллюстрация к твоему обещанию не бить детей, когда вырастешь. Ты сейчас просто отхлестал словами по лицу своего товарища, который ничего тебе плохого не сделал. При его девчонке. Не завидую твоим будущим детям, твоим друзьям, вообще, всем, кто с тобой связан. А еще, я с тобой, как со взрослым говорил недавно. И даже сейчас у тебя хватает ума понять, что человека довел именно ты.
Хотел было уйти, но подумал, что в раздевалке надо прибраться. И скрылся за дверью.

- И ничего не я! - возразил Илья закрывшейся двери, правда уже без прежней самоуверенности, - Горелин, ну чего ты? Вань, ну, Ваня! Че разве я тебя чем-то обидел? Че я такого сказал-то?

В конце голос Шпелера стал просительно-жалобным, а на лице появилось обеспокоенное выражение. Он дернул товарища за рукав и приблизил свое лицо вплотную к Ваниному.

- Че я правда какую-то ерунду сморозил, че ли?

[Ваня]

- И ничего не я! - возразил Илья закрывшейся двери, правда уже без прежней самоуверенности, - Горелин, ну чего ты? Вань, ну, Ваня! Че разве я тебя чем-то обидел? Че я такого сказал-то?

В конце голос Шпелера стал просительно-жалобным, а на лице появилось обеспокоенное выражение. Он дернул товарища за рукав и приблизил свое лицо вплотную к Ваниному.

- Че я правда какую-то ерунду сморозил, че ли?

Сначала Ваня пытался оттолкнуть Илью, тем более, казалось, что он хочет оторвать его от Лады.
- Ну, Шпелер. Если бы тебя так выдрали, я… я не знал бы, какие слова найти, чтобы тебя утешить. А ты, нашел самые злые слова, чтоб мне больней было . Будто уксусом меня облил, после этого сорокешника.
Но, тон Ильи стал жалобным, а во взгляде и правда читалась обеспокоенность. Ваня понял, что все же не потерял друга.
Он повернулся к Шпелеру, взял его за плечо левой рукой, взглянул в глаза. Лучше бы так не делал, так как из глаз полились слезы. Спасибо, хоть голос был не хнычущий.
- Илюха… Как ты мог так? Мы же всегда друг друга… Отмазывали как могли, потом мстили, если не смогли отмазать. Ты меня, я тебя. Мне до сих пор обидно, что не смог твою порку сорвать, когда отец приехал… А ты говоришь – Вико. Не я эти правила придумал, не мне… не мне решать, много или мало – двадцать там, тридцать, сорок. А про Ладку я думал. Ей вдвое меньше досталось. А я – живой. И все кончилось. Главное… главное больше уксуса не подливать. А ты, Илюха, ты молодец. Когда тебя драли - я только ремень слышал за стеной. Давай, больше так друг с другом не поступать...
Ваня не заметил, что чуть ли не обнял Илью. Учитывая, что правой рукой он по-прежнему обнимал Ладу, получился мини-кружок. Пожалуй, впервые за многие месяцы, Лада была так близко от Шпелера.

[Илья Шпелер]

- Ну, Шпелер. Если бы тебя так выдрали, я… я не знал бы, какие слова найти, чтобы тебя утешить. А ты, нашел самые злые слова, чтоб мне больней было . Будто уксусом меня облил, после этого сорокешника.
Но, тон Ильи стал жалобным, а во взгляде и правда читалась обеспокоенность. Ваня понял, что все же не потерял друга.
Он повернулся к Шпелеру, взял его за плечо левой рукой, взглянул в глаза. Лучше бы так не делал, так как из глаз полились слезы. Спасибо, хоть голос был не хнычущий.
- Илюха… Как ты мог так? Мы же всегда друг друга… Отмазывали как могли, потом мстили, если не смогли отмазать. Ты меня, я тебя. Мне до сих пор обидно, что не смог твою порку сорвать, когда отец приехал… А ты говоришь – Вико. Не я эти правила придумал, не мне… не мне решать, много или мало – двадцать там, тридцать, сорок. А про Ладку я думал. Ей вдвое меньше досталось. А я – живой. И все кончилось. Главное… главное больше уксуса не подливать. А ты, Илюха, ты молодец. Когда тебя драли - я только ремень слышал за стеной. Давай, больше так друг с другом не поступать...
Ваня не заметил, что чуть ли не обнял Илью. Учитывая, что правой рукой он по-прежнему обнимал Ладу, получился мини-кружок. Пожалуй, впервые за многие месяцы, Лада была так близко от Шпелера.

- Мухобойку, - удрученно разоткровенничался Илья и уточнил, - Не ремень, а мухобойку... Двадцать просто крупных мух и пять слепней. И все - на моей бедной попе...

[Ваня]

- Мухобойку, - удрученно разоткровенничался Илья и уточнил, - Не ремень, а мухобойку... Двадцать просто крупных мух и пять слепней. И все - на моей бедной попе...

- Чем? Мухобойкой? Ага, есть такая штука у нас дома, просто, на палку прибит кусок резиновой камеры. Так он ею тебя выпорол?
И Ваня не смог сдержать смех, как только что не сдержал слезы.
- Илюха, сочувствую тебе. Не знаю, как больно, а звонко – было. Главное, все кончилось. Может пойдем, а Лада?

[Илья Шпелер]

И Ваня не смог сдержать смех, как только что не сдержал слезы.
- Илюха, сочувствую тебе. Не знаю, как больно, а звонко – было. Главное, все кончилось. Может пойдем, а Лада?

Илья испытал новое, ранее не знакомое ему странное чувство. Он просто физически ощутил насколько он в этой компании лишний.

- Ага, вы идите... Вань, залезешь потом, когда вернешься, на... Ну, ты понял, да?

Шпелер вдруг вспомнил, зачем приперся к душевой. Настроение, поднятое было нечаянной шуткой, снова резко упало. Разговаривать с Игорем Анатольевичем ему уже не хотелось. Тем более, что все, что он мог услышать, уже было сказано.

Не завидую твоим будущим детям, твоим друзьям, вообще, всем, кто с тобой связан.

Эти слова вдруг всплыли в памяти и многократным эхом отозвались в сознании подростка. Не знаю, может быть те глупости, что он в сердцах брякнул Ване, причинили ему такую же боль, но...

Но, в конце концов, они с Ванькой - друзья, почти ровесники, свои в доску ребята. Ванька знает Илью как облупленного (и не как - тоже знает, но это, увы, редко ) - они всегда между собой сладят. Не шуткой, так дракой. Да что там! Уже, считай, сладили. Без проблем.

А вот с историком так не выйдет.

Он - взрослый. Он - лучше знает. От его слов - не отмахнешся, не спишешь на детское недомыслие.

Хуже всего было то, что Лане - прав. Илья и сам давно уже замечал, что от него у всех окружающих только проблемы. Что бы он не делал - получается всегда только хуже. Стоит ему с кем-то сблизится, подружиться или просто начать симпатизировать друг другу - как тут же все портится, рушится и ломается.

В нем самом, в Илье - что-то не так. Вот и мама умерла... Он - словно живое проклятие, только портит всем жизнь, всем мешает, все делает не так: плохо, неправильно, дурно.

"Правильно меня лупят," - горько решил Илья, оставшись наедине со своими мрачными мыслями, - "Так мне и надо. Мне вообще к людям нельзя приближаться. Я - тип, опасный для общества. Учителя все только и думают, как бы мне всыпать, папе я не нужен, Гадина ваще только и мечтает от меня избавиться... Может и правда - как Рокфеллер? Умотать куда-нибудь к дикарям и пусть хоть живьем сожрут."

[Игорь Анатольевич Лане]

Ребята о чем-то спорят на крыльце. Я не слышу. Слишком устал.
Полотенца и занавески положил в шкаф. Скамейку поставил к стене. Собрал на совок несколько обломков прутьев. Завтра сюда придут ремонтники, так и не узнают, как использовалось помещение.
Потом вырвал несколько листков из блокнота. Написал записки.
Вышел на крыльцо. Шпелера не видно. Непонятно, ушел или нет. Волкова и Горелин – здесь.
- Ребята. Возьмите эти записки. Если вам не спится, захотите походить по аллеям, посидеть, извините, не то сказал, просто, побыть вместе. Если кто-то из педагогов вас встретит, так вот, в записках сказано, что я беседовал с вами после отбоя, и вы возвращаетесь от меня. Претензий к вам не будет.
- И еще. Ваня. Еще раз, извини, что получил больше, чем следовало бы. А Шпелеру скажи вот что – пусть на меня тоже не сердится. Я на него точно не сержусь. Виделись мы с ним сегодня не раз, но я запомнил больше всего наши разговоры утром. И еще одно недоразумение было. Скажи Илье, что за сигарету ночную я на него не сержусь. Понимаю. Просто, прошу не попадаться. Ну все, ребята.

[Лада]

- Ребята. Возьмите эти записки. Если вам не спится, захотите походить по аллеям, посидеть, извините, не то сказал, просто, побыть вместе. Если кто-то из педагогов вас встретит, так вот, в записках сказано, что я беседовал с вами после отбоя, и вы возвращаетесь от меня. Претензий к вам не будет.
- И еще. Ваня. Еще раз, извини, что получил больше, чем следовало бы. А Шпелеру скажи вот что – пусть на меня тоже не сердится. Я на него точно не сержусь. Виделись мы с ним сегодня не раз, но я запомнил больше всего наши разговоры утром. И еще одно недоразумение было. Скажи Илье, что за сигарету ночную я на него не сержусь. Понимаю. Просто, прошу не попадаться. Ну все, ребята.

- Спасибо... Лада все это время не выпускала из своих рук Ванину руку. И тихим шопотом добавила: Извините меня... пожалуйста...

[Игорь Анатольевич Лане]

- Спасибо... Лада все это время не выпускала из своих рук Ванину руку. И тихим шопотом добавила: Извините меня... пожалуйста...

Шок – штука индивидуальная. Множественного числа он не любит.
А так хочется сказать, что за этот день у меня накопилась изрядная коллекция шоков. Первый экземпляр подарила мне Волкова, когда смылась на таксомоторе. Последний – от нее же.
Потому что, получила она знатно. Не так, как Горелин, дискриминации я не стыжусь. Но, по девичьим меркам, очень серьезно. И вместо того, чтобы бросить на прощание: «Я больше не буду, да и вы постарайтесь полегче», она прощение просит.
- Извиняю, - сказал коротко. Потом добавил.
- Еще раз вспомнил все свои мысли, за эту экскурсию, в той части, что касалось вас. Не скрою, были угрозы: «найду – убью». Но, честное слово, я ни разу не подумал: «Больше Волкова и Горелин» ни на одну экскурсию со мной не поедут». Я рад, что не сказал такого, и даже не подумал. Поняли меня, надеюсь. А теперь – идите, пока вас комары не заели. Спокойной ночи.

[Ваня]

- Еще раз вспомнил все свои мысли, за эту экскурсию, в той части, что касалось вас. Не скрою, были угрозы: «найду – убью». Но, честное слово, я ни разу не подумал: «Больше Волкова и Горелин» ни на одну экскурсию со мной не поедут». Я рад, что не сказал такого, и даже не подумал. Поняли меня, надеюсь. А теперь – идите, пока вас комары не заели. Спокойной ночи.

«Спасибо за науку», - сказал он, натягивая штаны и целуя розгу.
Ваня так и не понял, почему в памяти всплыли эти слова: цитата из какой-то книжки, или само склалось. Только казалось ему, сказать «спасибо» человеку, только что выпоровшему его, все равно, что поцеловать розги.
А не сказать – нельзя.
- Игорь Анатольевич, спасибо, что не разочаровались в нас совсем, - сказал Ваня. – Чес слово, я больше не полезу при вас в подвал, в пещеры, в катакомбы, в тоннели. Никуда. Спокойной вам ночи.
Поблагодарив, Ваня повернулся к Ладе.
- Пошли, правда. Только вот, - Ваня показал Ладе бумажку, - у нас же индульгенции в кармане. Давай, правда, погуляем. Лично я, если лягу сейчас, точно не засну.

[Лада]

- Пошли, правда. Только вот, - Ваня показал Ладе бумажку, - у нас же индульгенции в кармане. Давай, правда, погуляем. Лично я, если лягу сейчас, точно не засну.

- Давай. Только надо бы... Попку нестерпимо жгло и очень хотелось ее поскорей смазать. - я крем с собой не брала. Не думала, что здесь тоже будут...

[Ваня]

- Давай. Только надо бы... Попку нестерпимо жгло и очень хотелось ее поскорей смазать. - я крем с собой не брала. Не думала, что здесь тоже будут...

- Ладка, - Ваня, неожиданно для себя нашел силы, чтобы улыбнуться, - неужели думаешь, я не запасся? Пошли к моему коттеджу. Я крем вынесу. И еще будет тебе один сюрприз.
С этими словами Ваня взял Ладу за руку и пошел подальше от места, о котором хотелось поскорее забыть. Однако ни забыть поскорее, ни, тем более, идти поскорее, не удавалось. Каждый шаг давался с трудом; казалось, в штанины вставлены длинные палки. Так раньше поступали с солдатами, вырабатывая у них «гусиный шаг».
Ваня, как и полчаса назад, скрипел зубами, с обидой ощущая, что девочка идет быстрее, чем он.

[Лада]

- Ладка, - Ваня, неожиданно для себя нашел силы, чтобы улыбнуться, - неужели думаешь, я не запасся? Пошли к моему коттеджу. Я крем вынесу. И еще будет тебе один сюрприз.
С этими словами Ваня взял Ладу за руку и пошел подальше от места, о котором хотелось поскорее забыть. Однако ни забыть поскорее, ни, тем более, идти поскорее, не удавалось. Каждый шаг давался с трудом; казалось, в штанины вставлены длинные палки. Так раньше поступали с солдатами, вырабатывая у них «гусиный шаг».
Ваня, как и полчаса назад, скрипел зубами, с обидой ощущая, что девочка идет быстрее, чем он.

- А не хватит ли на сегодня сюрпризов? - Лада грустно улыбнулась.
- Столько их уже было за один день... Если бы мне с утра кто сказал, что со мной столько всего случится - я бы не поверила! Вань, больно, да? Глупый вопрос - конечно больно! Мне в юбке и то больно...

[Игорь Анатольевич Лане]

Похоже, ребята ушли, и я остался один. В смятенных чувствах.
Впрочем, точно ли один? С чего это я решил, что беседа с Волковой должна стать последней?
Ведь я же просил Калинину подождать, пока не разберусь со всеми.
Ну и садист я. Она что же, столько ждала с другой стороны душевой.
Честное слово, не буду сердиться, если спать пошла.
И я пошел в обход душевой. Вдруг Калинина еще здесь?