Толстый подход к тонкому искусству преподавания физики

[Мая]

-Ну вот - не поверил! - Мая почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза от обиды. Да еще и две такие страшные розги! По спине Маю еще ни разу не били - но она где-то слышала, что это гораздо больнее. К тому же она только что записалась в секцию по плаванию, и совсем не хотела светить на тренировке исполосованной спиной - пусть даже вся исполосованность выразиться только в одной-единственной тонкой полоске. Что же касается боли от удара по ножкам - этого Мае и в страшном сне не хотелось бы пробовать - как-то летом, играя в беглых рабов и плантаторов, соседский мальчишка случайно задел ее прутиком в том самом месте, где начинаются ножки - боль была такой сильной, что Мае потребовалось как минимум пару минут, чтоб перестать истерично вопить, восстановить дыхание и врезать ему оплеуху.

Тем временем ее руки снова оказались плотно притянуты к лавке.

- Александр Петрович, только не по спине, пожалуйста, я вас очень прошу! Ну давайте найдем компромисс - попыталась уговорить его Мая. - Пусть лучше будет мальчишечья, только не по спине и не по ногам! Или давайте меня прямо сейчас простим, а? А я никогда-никогда больше не буду вас обманывать, я обещаю!

В испуганном, прерываемом частыми всхлипами голосе Маи звучала робкая надежда на чудо - но с каждым всхлипом и словом эта надежда таяла, сменяясь отчаянием.

[Матюшин]

- Александр Петрович, только не по спине, пожалуйста, я вас очень прошу! Ну давайте найдем компромисс - попыталась уговорить его Мая. - Пусть лучше будет мальчишечья, только не по спине и не по ногам! Или давайте меня прямо сейчас простим, а? А я никогда-никогда больше не буду вас обманывать, я обещаю!

- Да, пожалуй ты права, а я погорячился, не будем отходить от мудрых традиций - две мальчишечьих по попе. Сейчас...

Он выбрал самый ровный и длинный прут, подошел к скамье с привязанной Маей, пару раз со свистом взамхнул над ней новой розгой, примериваясь, отошел немного, так чтобы кончик прута ложился чуть за вершинкой дальней от него ягодицы, примерился еще раз, пару раз слегка хлопнув по телу, а затем повторил свой "голльфистский" удар, только с мальчишечьей розгой это получилось более эффектно во всех отношениях - толстый длинный прут, казалось, промял мягкую девичью попку до косточек и замер на несколько секунд, вдавленный в тело.

[Мая]

- Ауууй! - взорвалась криком бедняжка, стараясь провалиться сквозь лавку. Еще один такой удар она просто не выдержит!

[Матюшин]

- Ауууй! - взорвалась криком бедняжка, стараясь провалиться сквозь лавку. Еще один такой удар она просто не выдержит!

Удар не заставил себя ждать - розга свистнула еще раз и снова замерла, прижатая к уже изрядно настеганной попе.

- Ну вот и все, сейчас я тебя отвяжу, вставай, иди умойся, приведи себя в порядок потом можно будет одеться.

Матюшин развязал веревки.

[Мая]

Дождавшись, пока последняя нота жалобного вопля отгуляет по стенам рыдальни, Мая вскочила с лавки, тут же присела обратно, устыдившись Матюшина (хоть бы отвернулся, мучитель!), и мгновенно вскочила опять на дрожащие ноги. Прикосновение к лавке обжигало почище прута. Охая и подвывая, Мая ухватилась обеими руками за распухшие, пульсирующие болью следы матюшинского воспитания, и вприпрыжку побежала в ванную комнату.

Рванув на себя дверь, заплаканная рыжулька бросилась к умывальнику, намочила ладошки и прижала к пылающей попе. На мгновение появилась мысль подставить ее целиком под прохладные струи, - но для этого нужно было залезть в душевую кабинку, а Мая не знала, допустимо ли это по правилам.
Но, в конце концов, кто станет думать о правилах, когда попа рискует обуглиться? Это противоречит всем правилам пожарной безопасности!

Прикрыв дверь, девочка критически оглядела задвижку, и оставшись ей недовольной, выдернула поясок от халата (и что им тут - баня, что ли? - подумала Майка, удивившись наличию махрового банного халата в рыдальне), перекинула через П-образную вешалку для полотенец, прикрепленную к двери, и крепко зажав концы пояса в руке, ступила в душевую кабинку.

Свободной рукой повернув вентиль холодной воды и нашарив душ на гибком шланге, Мая с огромным облегчением подставила исстрадавшееся место под ласковые пальцы холодной воды, не забывая притягивать на себя дверь с помощью пояса - мало ли что взбредет в голову физику, вдруг решит ее тут навестить...

[Матюшин]

Услышав шум воды из душа матюшин забеспокоялся - он совсем не предполагал, что девчушка будет там мыться и решил проверить, что она там делает. Слегка подергав дверь, он с удивлением обнаружил, что задвижка не заперта, но дверь оказывала упорное сопротивление. Он дернул силнее - с той стороны что-то хлопнуло и тут же раздался приглушенный девчачий возглас. дверь распахнулась - на вешалке сиротливо висел обрывок пояска в полметра длиной - другой обрывок был в руках у Маи.

- И что это значит? Зачем?

Он осмотрелся и тут увидел надпись...

[Мая]

Все случившееся каким-то чудом уложилось буквально в пару секунд - чтобы разобраться в последовательности событий, пришлось бы заснять все на кинопленку и прокрутить в замедленном режиме, внимательно всматриваясь в происходящее.

Почувствовав, как дернулась дверь, Мая инстинктивно натянула поясок. Дверь рванули сильнее. Поясок натянулся и лопнул по шву, точно посередине, и в ту же секунду на пороге возникла фигура неугомонного физика. Мая завопила от неожиданности, и в ужасе уставилась на оборвавшийся пояс, не понимая, как это случилось - а физик, в свою очередь, замер, уставившись на надпись на двери.
В следующую секунду Мая вспомнила, что стоит совсем обнаженная - рука с зажатым в ней шлангом метнулась к груди, головка душа вывернулась в скользкой ладони и холодная струя ударила в физика, мгновенно намочив тщательно отглаженные брюки от пояса и до колен.

- Мамочки! - шепнула Мая, выронив шланг и забыв о смущении, ухватившись обеими руками за попу, забилась испуганным зверьком в угол кабинки.

[Матюшин]

- Мамочки! - шепнула Мая, выронив шланг и забыв о смущении, ухватившись обеими руками за попу, забилась испуганным зверьком в угол кабинки.

- Мая, немедленно выключи воду! И не говори мне больше ничего про инстинкт самосохранения - у тебя его нет. Вот у меня нет музыкального слуха, а у тебя - того самого инстинкта. Напрочь. Ты знаешь, сколько розог полагается за порчу лицейского имущества? Обычно - 15. Иногда еще и принародно. И нельзя здесь закрываться. Никогда. Если сейчас всыпать тебе столько, сколько ты честно заслужила, ты еще неделю будешь кверху попой спать. Там должна быть тряпка за шкафом - вытри все лужии приведи комнату в порядок. Поясок я выброшу, надпись твою ототру. Сам. А тебе задание - вот эти самые бессмертные строки ты напишешь крупно на весь лист, оформишь красивой рамочкой, все в двух экземплярах - один повесим здесь, другой у тебя над кроватью. На память.

[Мая]

Сказать, что Мая была удивлена, значит ничего не сказать. В первый момент она просто отказалась верить в такую удачу. А во второй – захотела с благодарными воплями бросится на шею недавнему жестокому мучителю. Но Мая смогла удержать свой порыв, вовремя вспомнив, что, во-первых, она абсолютно голая, а во-вторых – что по сути, не так уж и виновата, чтоб так горячо благодарить за проявленное великодушие.
- Спасибо, Александр Петрович! Я сейчас… я быстренько…Только не надо меня...кверху попой…я на животе спать не умею!

Быстренько разыскав тряпку и ликвидировав последствия Матюшинского вторжения , Мая поспешно оделась, и пулей вылетела из рыдальни...

(прим. автора) В тот же вечер на столе у Матюшина появился огромный плакат, обрамленный причудливым орнаментом из переплетенной лозы и ремня. Сам лист был покрыт изящным набрызгом бежевых и коричневых тонов, и на специально оставленном посередине белом поле, при внимательном рассмотрении напоминающем ту самую, наиболее страдающую часть посетителей лицейской «рыдальни», красовались «бессмертные» строки:

Когда доказана вина, все сходятся дороги
Там, где кончается спина и вырастают ноги

Что-что, а оформлять плакаты Мая умела.

На обратной стороне плаката, куда более скромно (и согласно объяснениям Маи, исключительно чтобы набить руку в каллиграфии , значились чуть видоизмененные знаменитые строки Ростана:

Да, люди любят делать больно – платить прутом за песню соловью!

Изображенный в самом углу листа маленький взъерошенный соловей более смахивал на оранжевую канарейку с пронзительно-красным оперением у основания хвоста – но этот несколько странный выбор расцветки вполне можно было списать на желание автора оживить свой рисунок. В конечном итоге, все равно этой стороной никто плакат вешать не станет… )

[Матюшин]

В тот же вечер на столе у Матюшина появился огромный плакат, обрамленный причудливым орнаментом из переплетенной лозы и ремня. Сам лист был покрыт изящным набрызгом бежевых и коричневых тонов, и на специально оставленном посередине белом поле, при внимательном рассмотрении напоминающем ту самую, наиболее страдающую часть посетителей лицейской «рыдальни», красовались «бессмертные» строки:

Когда доказана вина, все сходятся дороги
Там, где кончается спина и вырастают ноги

Что-что, а оформлять плакаты Мая умела.

На обратной стороне плаката, куда более скромно (и согласно объяснениям Маи, исключительно чтобы набить руку в каллиграфии , значились чуть видоизмененные знаменитые строки Ростана:

Да, люди любят делать больно – платить прутом за песню соловью!

Изображенный в самом углу листа маленький взъерошенный соловей более смахивал на оранжевую канарейку с пронзительно-красным оперением у основания хвоста – но этот несколько странный выбор расцветки вполне можно было списать на желание автора оживить свой рисунок. В конечном итоге, все равно этой стороной никто плакат вешать не станет… )

Плакат Матюшин повесил в "рыдальне" на видное место, предварительно отксерив обратную его сторону - эту скромненькую грязновато-серую картиночку он никуда вешать не стал, а положил в ящик стола в лаборантской.