После Хелловина или время собирать тыквы

[Пашка]

- Я?.. Я тоже хочу, чтобы меня простили!!! - проныла Ирка глухой стенке. Hа этом её героизм был исчерпан.

- Не горюй, я тебя не брошу! - произнес Пашка, мобилизовав внутри себя жалкие остатки былой бравады. Больше говорить ни о чем не хотелось и мальчишка молча уперся носом в свой угол. Как же все-таки на долго растянулось сегодняшнее наказание.

[Николай Александрович]

- Мы можем существенно уменьшить наказание Любимцеву и при этом хотя бы немного понизить его Зайцевой. В этом случае ее признание...

- Николай Александрович, это слишком суровое наказание для девочки. Давайте его немного снизим.

- Это наказание вполне соответствует её проступку, - отрезал я. Но взглянув на молодого учителя, смягчился. - Поймите, Борис Михайлович, если мы будем метаться между собственными эмоциями и долгом, мы никогда не добьёмся положительных результатов в воспитании. Ведь дети, паршивцы, очень хорошо чувствуют границу между тем, когда учитель непреклонен и когда ему можно сесть на шею. А сейчас, прося меня снизить наказание Ирины, Вы также просите меня признать моё решение ошибочным, хотя я его таковым не считаю! Девчонка долго продержалась после нашей последней беседы в лагере - именно потому, что это была очень убедительная беседа. Что же было в прошлом учебном году, когда я не вмешивался, Вы и сами помните. Дело уже доходило до отчисления. Вы думаете, мне нравится видеть, как она плачет? Нет... Но я смотрю в будущее.

Я сделал паузу. Наши взгляды явно расходились, однако игнорировать мнение Зайцева я права не имел. Хм... куда проще было бы либо самому разбираться в проблемах, либо полностью оставлять всё на усмотрение дежурных. Так бы я и поступил, если бы не сам Борис Михайлович, который обратился ко мне за помощью ещё утром. Вот по этой причине данный спор меня не радовал.

- Ну, хорошо, - пошёл я-таки на компромисс, - я готов символически снизить Ирино наказание. На пять розог. Это немного, но достаточно для того, чтобы она увидела, что сказать правду лучше позже, чем никогда. Павел получит пятнадцать розог, что на десять розог меньше, чем Ира. Таким образом мы отметим её смелость, но также дадим Любимцеву понять, что лгать, покрывая чужое хулиганство - ничуть не лучше, чем его совершать. Пусть делает выводы.

- Вы согласны?

[Борис Михайлович Зайцев]

- Вы согласны?

- Согласен, Николай Александрович - закивал в ответ Зайцев.
Он был доволен решением директора, хотя бы потому, что тот не стал давить своим авторитетом, а пошел на компромис, не говоря уже о том что само решение было действительно мудрым во всех отношениях.
- Пойдемте объявим решение нашим паршивцам. Не слишком надолго мы их оставили? - и Зайцев двинулся к двери "рыдальни".

[Николай Александрович]

- Пойдемте объявим решение нашим паршивцам. Не слишком надолго мы их оставили? - и Зайцев двинулся к двери "рыдальни".

- Ничего, получше настроятся на продолжение, - отозвался я и, войдя следом за Борисом Михайловичем, запер дверь на ключ. Лицеисты, на удивление, стояли молча и повернувшись каждый в свой угол. Не знаю, стояли ли они так всё время, но указание моё более или менее выполнили. Я подошёл к столу, взял одну из приготовленных заранее розог и её кончиком указал на скамью.

- Так... Любимцев, ты следующий! Прошу ложиться.

[Ира Зайцева]

- Так... Любимцев, ты следующий! Прошу ложиться.

"Всё, Пашку не простили..." - Ирка тоскливо склонила голову, ожидая, когда же будет объявлено новое решение. - "А может его и не будет - этого решения? Я умру, если останутся те же 30 розог..." - по спине пробежал неприятный холодок. Ee попа уже настолько остыла, что трогать её снова не хотелось категорически. А тут еще и Борька такой злой сегодня... - "Ну что делать? Что делать???"

[Пашка]

- Так... Любимцев, ты следующий! Прошу ложиться.

Пашка злобно усмехнулся, выходя из своего угла.
"Ну, и раскатал ты губу, Любимцев. Наслушался зайкины басни и поверил. Прям так и простили тебя. Отпустили и сказали: иди Пашечка, хороший ты парень. Прости, что раньше об этом не догадались. Ну ничего, мы тебе в качестве компенсации путевку на Канары выпишем, чтоб ты там в морской водичке попу свою распрекрасную смог подлечить".
Размышления мальчишки резко оборвались, как только он приблизился к лавке и всё закончилось несложным выводом: Зайка - дура, причем дважды дура, потому что призналась. Теперь ей еще и за вранье добавят.
Мальчишка поставил колено на лавку и лег. Сейчас начнется вторая серия, и будет она похлеще первой.

[Николай Александрович]

Мальчишка поставил колено на лавку и лег.

Передо мной снова открылся вид его исхлёстанной попы, даже спустя двадцать минут не утратившей своего сочного красного цвета. Особенно ярко выделялись на ней сильно припухшие следы посередине. Мда... приложил я, однако, руку.

- Павел, послушай меня очень внимательно. Мы с Борисом Михайловичем обсудили признание Ирины и пришли к выводу, что твоё наказание может быть уменьшено. Из 30 розог ты получишь сейчас только 15 - за враньё и покрывательство отвратительного поступка. Но учти, мой мальчик, в следующий раз такого снисхождения не будет.

Я поднял футболку Любимцева повыше, перед продолжением проверив прут на гибкость и решив ещё разок смочить его в рассоле. Потом резко взмахнул им так, что в воздухе послышался холодный, пробирающий до костей, свист, и приложил мокрую розгу к обеим половинкам.

[Пашка]

- Павел, послушай меня очень внимательно. Мы с Борисом Михайловичем обсудили признание Ирины и пришли к выводу, что твоё наказание может быть уменьшено. Из 30 розог ты получишь сейчас только 15 - за враньё и покрывательство отвратительного поступка. Но учти, мой мальчик, в следующий раз такого снисхождения не будет.

Радости Пашка не испытал, возможно не осознал сказанного до конца. В голове лишь чистая математика - было 30 стало 15, а по всему телу несгоняемая дрожь и напряжение, и мысль пульсирует в голове: "как же выдержать всё это до конца?"
Мальчишка вздрогнул, почувствовав прикосновение холодного противного прута. Он понимал, что его еще не секут, но вот-вот это начнется.
"Мама! Мамочка! НЕ ХОЧУ!"
Закусив кулак, мальчишка зажмурился, сжавшись и втянув шею в плечи.

[Николай Александрович]

Закусив кулак, мальчишка зажмурился, сжавшись и втянув шею в плечи.

Пятнадцать розог... Это было бы не так много, если бы не серьёзное наказание вначале. Теперь же каждая розга будет чувствоваться вдвойне. Тем более, такая гибкая и длинная, какую выбрал я.

- Ну что ж, продолжим!

*Вжик* - не знающий сострадания прут с силой впился в красные горячие ягодицы и взлетел вверх. *Вжик* - снова опустился и снова взлетел. *Вжик* - после третьего удара я остановился, давая мальчику время отдышаться. Пока что я не слишком примерялся, нанося удары, в основном, по самому центру. Но потом перевёл внимание на нижнюю часть попы, решив, что оставшиеся розги лучше запомнятся именно там.

[Пашка]

- М-ммм! А-ммм! У-ммм! - стиснув зубы, реагиривал мальчишка на каждый удар, изо всех сил стараясь подавить в себе желание дать волю чувствам и глотке, и орать так, чтоб у ДИРа перепонки полопались. Останавливала только Зайка. При ней нельзя было себе такого позволить.
После третьего удара всё снова прекратилось. В комнате было слышно только Пашкино тяжелое дыхание, отдаленно напоминающеее всхлип.

[Николай Александрович]

- М-ммм! А-ммм! У-ммм!

*Вжик* - следующим взмахом я отметил верхнюю границу выбранного мной участка. Полоска легла чуть ниже середины мальчишеской задницы и уже через пару секунд обрела заметный объём. *Вжик* - точно таким же ударом была прочерчена и нижняя граница - прямо по месту, где с попой соединялись ноги. Немного подумав, я подошёл к дивану и взял с него небольшую подушку.

- Павел, пожалуйста, привстань и положи это себе под живот. Сейчас я хочу, чтобы все уголки твоей попы были мне хорошо доступны.

Ох и получит он у меня напоследок! Чтобы садясь, ещё долго вспоминал и этот день, и своё враньё!

[Пашка]

Пашке и на этот раз удалось не закричать, но слезы сами потекли по щекам мальчишки.
Было невыносимо больно, а ведь еще целых десять ударов впереди. А ведь могло бы быть и 25, если бы не Зайка. Как же она сама их выдержит? Неужели ей не уменьшат? Гады!

- Павел, пожалуйста, привстань и положи это себе под живот. Сейчас я хочу, чтобы все уголки твоей попы были мне хорошо доступны.

Пашка вздрогнул, когда к нему неожиданно обратился директор, и испуганно посмотрел на него.
"Подушка. Зачем мне подушка?". Сказанное директором не долетело до Пашкиного сознания и он переспросил
- Что вы сказали, Николай Александрович?

[Ира Зайцева]

- Ну что ж, продолжим!
*Вжик* *Вжик* *Вжик*

- М-ммм! А-ммм! У-ммм!

*Вжик* *Вжик*
- Павел, пожалуйста, привстань и положи это себе под живот. Сейчас я хочу, чтобы все уголки твоей попы были мне хорошо доступны.

В отличие от Пашки, Ирка слышала всё. Мелко дрожа, она растерянно переводила взгляд со своего угла на картину над столом, потом на лампу, стоящую неподалеку, и снова на картину. Тупо рассматривала массивную раму и то ли закат, то ли рассвет над нарисованным озером...

"Вот бы там очутиться... Или еще лучше перешагнуть через этот час и... Машину времени бы сюда..."

Пашкин вопрос резко прервал обрывки ее мыслей и девочка замерла, прислушиваясь.

[Николай Александрович]

- Что вы сказали, Николай Александрович?

Взглянув на Любимцева, я терпеливо повторил:

- Я сказал, чтобы ты приподнялся и положил эту подушку себе под живот. И впредь постарайся меня слышать с первого раза.

[Пашка]

- Я сказал, чтобы ты приподнялся и положил эту подушку себе под живот. И впредь постарайся меня слышать с первого раза.

- А зачем? - еще более растерянно переспросил Пашка - Мне и так удобно ("если в такой ситуации вообще можно говорить об удобстве" - про себя подумал он).