экстремальный вид спорта ...

[Николай Александрович]

- Готов! - выкрикнул он снизу с каким-то даже задором. Скоро все кончится!

Какой резвый ответ! Молодец, мальчик, несмотря на недавние слёзы, мужественно ожидает продолжения! Я покрепче зажал в руке розгу; примеряться уже не имело смысла - на попе Шпелера не осталось живого места и куда бы я ни приложил прутья, они бы неизбежно задевали уже повреждённые места.

*Вжик* Розга взметнулась кверху и с холодным свистом обрушилась на подёргивающиеся ягодицы. Три новых полосы перечеркнули все имевшиеся ранее рубцы, от чего на их месте тут же налилась синевой тонкая кожа. *Вжик* Со следующим ударом ещё три полоски посинели на глазах. Я старался не замахиваться слишком сильно, но от меня уже мало, что зависело. Следы накладывались на следы снова и снова, истончая кожу всё больше и больше. *Вжик* *Вжик* *Вжик* После пятого удара первые капли крови проступили на поверхности.

Мальчишку было жалко, но останавливаться я не мог. Оставалось ещё 10 розог и, видит Бог, они ему дадутся нелегко. Отшвырнув использованные прутья на пол, я взял новые и перешел на другую сторону скамьи.

[Илья Шпелер]

*Вжик* Розга взметнулась кверху и с холодным свистом обрушилась на подёргивающиеся ягодицы. Три новых полосы перечеркнули все имевшиеся ранее рубцы, от чего на их месте тут же налилась синевой тонкая кожа. *Вжик* Со следующим ударом ещё три полоски посинели на глазах. Я старался не замахиваться слишком сильно, но от меня уже мало, что зависело. Следы накладывались на следы снова и снова, истончая кожу всё больше и больше. *Вжик* *Вжик* *Вжик* После пятого удара первые капли крови проступили на поверхности.

Мальчишку было жалко, но останавливаться я не мог. Оставалось ещё 10 розог и, видит Бог, они ему дадутся нелегко. Отшвырнув использованные прутья на пол, я взял новые и перешел на другую сторону скамьи.

Боль взорвалась снова и Илья сжал кулаки, обхватившие края лавки.

- А-а-ах! - жалостливо вырвалось из груди со слезами, густо размешанными в тонком голосочке, и понеслось в такт ударам, - А-а-аай! Ы-а-ай! О-у-уйа-а! А-а-ай!

Шпелер не кричал в голос, надрывая горло, как мог бы. Но и не терпел, упрямо сжимая зубы, как в начале порки. Он просто выплескивал часть своей боли в негромком звенящем вскрике.

Короткий отдых пришел как нельзя кстати - всякий раз по чуть-чуть, но все ж таки вздрагивая от боли под ударами, Шпелер сам не заметил, как чуть-чуть сполз вбок - в сторону, противоволожную той, где стоял Директор. Еще немного, и, того и гляди, вовсе бы съехал с лавки на пол. Все-таки, когда привяжут - легче...

И, поправляясь и заодно быстро сметая локтем слезы с лица, с радостным предвкушением подумал: "Десять!".

[Николай Александрович]

- А-а-ах! - жалостливо вырвалось из груди со слезами, густо размешанными в тонком голосочке, и понеслось в такт ударам, - А-а-аай! Ы-а-ай! О-у-уйа-а! А-а-ай!

Вскрики Ильи надрывали мне сердце, однако я понимал, что это он ещё терпит. Переносить такую суровую порку было, несомненно, тяжело. Но, как говорится: "Любишь кататься - люби и саночки возить". Ему теперь будет, что вспомнить на досуге.

Розги снова угрожающе поднялись над задницей Шпелера. Ох, заставят они её сейчас поплясать! Взмах и, следуя направлению моей твёрдой руки, прутья с оттяжкой опустились на исполосованные ягодицы. *Вжик* *Вжик* В результате двух ударов подряд по одному и тому же месту, кровь начала тихонько просачиваться сквозь рассечённую кожу, медленно стекая по округлостям вниз. *Вжик* *Вжик* *Вжик* Громкий свист прутьев почти соперничал с выкриками и стонами мальчика. Розги, взлетая и опускаясь, продолжали чертить свои страшные штрихи на поле битвы, с каждым приземлением делая эту битву всё более кровавой.

Но, наконец, я в последний раз поменял розги и в последний раз перешёл на другую сторону лавки. Я и сам уже желал завершить это наказание, как можно скорее. Во-первых, порка и впрямь вышла серьёзной, несмотря на то, что я её сократил почти вдвое. Но из-за того, что сёк я сильно, Шпелеру мало совсем не показалось. Во-вторых, я ему уже всё простил: и его грубость, и заносчивость, и весь этот ненормальный денёк. Передо мной сейчас лежал несчастный мальчик, которого очень строго наказывают, но который уже всё понял и никогда больше не будет повторять сегодняшней ошибки. Однако, это - урок и его следует запомнить надолго! Поэтому, отставив чувства в сторону, я вновь занёс орудие воспитательного процесса над болезненно сжавшейся попой Ильи.

*Вжик* Хлёсткий удар пришёлся по правой половинке, наверняка вызвав огненную вспышку боли. *Вжик* И ещё раз по правой. *Вжик* *Вжик* А теперь два раза по левой. Kусачие розги в моей руке не знали жалости. *ВЖИК* В заключительный удар я вновь решил вложить всю силу, от души протянув прутьями по кровоточащему заду и ставя на этом жирную точку.

Всё, порка была закончена! Пока Шпелер приходил в себя, я неторопливо поднял ворох измочаленных розог, валявшихся по всей территории «рыдальни» и выбросил их в ведро для мусора. Что ни говори, а они отменно исполнили своё предназначение!

- Илья, ты можешь вставать, - я подошел к Шпелеру и протянул ему руку, чтобы помочь подняться.

[Илья Шпелер]

Розги снова угрожающе поднялись над задницей Шпелера. Ох, заставят они её сейчас поплясать! Взмах и, следуя направлению моей твёрдой руки, прутья с оттяжкой опустились на исполосованные ягодицы. *Вжик* *Вжик* В результате двух ударов подряд по одному и тому же месту, кровь начала тихонько просачиваться сквозь рассечённую кожу, медленно стекая по округлостям вниз. *Вжик* *Вжик* *Вжик* Громкий свист прутьев почти соперничал с выкриками и стонами мальчика. Розги, взлетая и опускаясь, продолжали чертить свои страшные штрихи на поле битвы, с каждым приземлением делая эту битву всё более кровавой.

Однако последняя "десятка" показалась Илье бесконечно тяжелой и долгой. Впрочем, так всегда и бывает. Боль была такая жуткая, что хотелось выть и орать изо всех сил - но Шпелер все же удержал себя в руках, ограничился только такими же вскриками, как раньше. Ну, может чуть-чуть громче.

- Уййй! А-а-а!! А-а-х! А-и-и-а!! А-у-у-уй!!!

Он снова едва не слетел со скамейки и, пока директор менял розги - слава Богу, в последний раз! - не удержался и потер попу. Оказалось, что Николай Александрович уже досек его до крови. И собирался драть дальше. Уй-ё-о-о!!! Как больно-то... Илье стало себя так жалко, что он чуть было не слез с лавки и не бросился прочь из этого ужасного места. Удержало мальчика лишь осознание полной обреченности такого поступка.

*Вжик* Хлёсткий удар пришёлся по правой половинке, наверняка вызвав огненную вспышку боли. *Вжик* И ещё раз по правой. *Вжик* *Вжик* А теперь два раза по левой. Kусачие розги в моей руке не знали жалости. *ВЖИК* В заключительный удар я вновь решил вложить всю силу, от души протянув прутьями по кровоточащему заду и ставя на этом жирную точку.

Шпелер снова взвыл от страшной боли и снова бессознательно попытался отползти подальше от розги, отвернуть от ее жалящих ударов свою изнывающую от невыносимых вспышек боли несчастную попу.

- У-у-уй! Аа-а-а!! - Илья сознавал, что терпеть осталось совсем чуть-чуть, еще совсем немного, но собраться с силами на эти последние удары было неимоверно трудно. Розги жгли и взрывали кожу немилосердно. Но пацан все же сумел взять себя в руки и следующие два удара перенес стойко, даже не вскрикнув, только извиваясь всем телом, словно уж на солнцепеке.

Не успел он сообразить, что остался последний стежок, как тот уже накрыл его, вызвав резкую боль, более сильную, чем прежде:

- А-а-а-о-о-о!! - чуть не захлебнулся в крике Илья. А когда острая боль прошла (как будто из попы вынули раскаленную стрелу), Шпелер понял - "Всё!".

Как ни странно, облегчения эта мысль мальчику не принесла.

- Илья, ты можешь вставать, - я подошел к Шпелеру и протянул ему руку, чтобы помочь подняться.

Потребовалось еще несколько минут и протянутая рука директора, чтобы наказанный мальчишка окончательно понял, что все самое худшее позади. Он знал, чти попа будет болеть, ныть и саднить еще долго, что в ближайшее пару дней он не то что сидеть - ходить и то будет морщась и поминутно массируя настрадавшиеся ягодицы, что особенно трудно придется на уроках, да и на переменах и после занятий уже не побегаешь вволю... Денька три-то уж точно...

Но это все - ерунда, против пережитого только что. Если, конечно, не загреметь на лавку снова. Но уж этого-то он не допустит! Теперь он, Илья будет паинькой и мальчиком-зайчиком, сколь бы это ни было противно ему самому... Денька три-то уж точно...

Но сейчас, с трудом встав со скамьи не без помощи взрослого, Илья, забыв о трусах и брюках, висящих на стуле, принялся растирать попу, не обращая внимания даже на кровь. Впрочем нет - обращая: Илья сразу нащупал на воспаленной и избитой поверхности кожи ранки и ссадины, оставленные прутьями, и старательно обводил их пальцами, тщетно силясь унять боль.

Да, сейчас, пожалуй, Илья искренне не хотел вновь оказаться под розгами и готов был сделать для этого все, что угодно. Даже стать послушным и вежливым.

- Николай Александрович, - жалобно пропищал он сквозь все еще упрямо текущие слезы и время от времени всхлипывая попросил, - Простите меня, пожалуйста...

[Николай Александрович]

- Николай Александрович, - жалобно пропищал он сквозь все еще упрямо текущие слезы и время от времени всхлипывая попросил, - Простите меня, пожалуйста...

- Илья, - я положил свою руку ему на плечо, - я вижу, что ты всё понял. И я тебя прощаю. Но, пожалуйста, вспоминай этот день время от времени. Сегодня тебе пришлось заплатить высокую цену за развлечения посреди учебной недели. И я очень надеюсь на то, что этого больше никогда не повторится! - подойдя к стулу, я сам взял его одежду и повесил на крючок в ванной комнате. - А сейчас, если хочешь, можешь сходить в душ. Я тебя торопить не стану, поэтому побудь там столько, сколько сочтёшь нужным.

Я не обнял мальчика, хотя очень этого хотел - как директор, я был обязан хранить соответствующую дистанцию между собой и лицеистами.

[Илья Шпелер]

- Илья, - я положил свою руку ему на плечо, - я вижу, что ты всё понял. И я тебя прощаю. Но, пожалуйста, вспоминай этот день время от времени. Сегодня тебе пришлось заплатить высокую цену за развлечения посреди учебной недели. И я очень надеюсь на то, что этого больше никогда не повторится! - подойдя к стулу, я сам взял его одежду и повесил на крючок в ванной комнате. - А сейчас, если хочешь, может сходить в душ. Я тебя торопить не стану, поэтому побудь там столько, сколько сочтёшь нужным.

Шпелер тихой мышкой прошмыгнул в ванну и с удовольствием воспользовался предоставленным временем. Сначала он окончательно выплакался... Нет, сначала он всунул попу под струю холодной воды, а потом вдруг снова заревел от жалости к себе и только тогда окончательно выплакался. Простоял он под душем довольно долго и велез из-под него, потому что замерз. Он так посинел от холода, что на лице уже невозможно было разглядеть следов недавних обильных рыданий. Зато попа стала болеть гораздо меньше!

Потом Шпелер наскоро умылся и высморкался. Аккуратно промокнул чистым полотенцем кожу на ягодицах (все равно было больно) и быстро вытер все остальное тело. Оделся. Осторожно выглянул. Честно говоря, он очень хотел, чтобы Директор уже ушел и в рыдальне было пусто. Он вообще не хотел никого встречать минимум до завтрашнего утра. Илья знал, что все встречные тут же начнут его жалеть и корить, говорить, мот сам виноват и т.п., а это ему было надо сейчас меньше всего.

А если не будут говорить или будут притворяться, что все нормально и здорово - то это еще хуже. Потому что, конечно, все будут видеть, что его, Илью, только что выпороли, и все равно будут жалеть, только вида не показывая. То есть - врать. А кому приятно, когда тебе врут? Вон, директору, например, это оказалось неприятно...

[Николай Александрович]

Нет, сначала он всунул попу под струю холодной воды, а потом вдруг снова заревел от жалости к себе и только тогда окончательно выплакался.

После того, как Шпелер скрылся в ванной, я сел заполнять «журнал наказаний». Однако, рыдания Ильи за дверью никак не давали мне сосредоточиться, напоминая о том, что разговор с Ольшанской ещё впереди, а значит и слёзы эти - не последние за сегодняшний день. Я отложил ручку и, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла - да, тяжёлый день, очень-очень тяжёлый день и он ещё не закончен. Просидев так минут пять, я вынул мобильный телефон, набрал домашний номер и, извинившись перед женой за вынужденную задержку на работе, пообещал быть дома часа через полтора.

Время шло, а Илья так и не выходил. Я уважал его право на уединение, поэтому не беспокоил его. Если он чувствовал, что ему надо поплакать - пускай поплачет.

Отбой прозвучал 20 минут назад и пора было идти к Полине. Я ещё раз прислушался к тому, что делалось в душевой - вроде всхлипы затихли. Тогда я тихонько приоткрыл дверь в коридор, чтобы впустить в помещение немного свежего воздуха, и увидел Ольшанскую, сидящую на подоконнике.

- Полина? Что ты тут делаешь? - я подошёл к девочке, по пути стараясь придать своему лицу строгое выражение. - По-моему, я просил тебя не выходить из своей комнаты, пока я сам к тебе не приду!

Осторожно выглянул. Честно говоря, он очень хотел, чтобы Директор уже ушёл и в рыдальне было пусто. Он вообще не хотел никого встречать минимум до завтрашнего утра.

Я решил говорить с Ольшанской в коридоре, пока Шпелер не выйдет из «рыдальни». Так что там действительно было пусто. Однако мой голос, грозно разносящийся по тёмному коридору, наверняка был слышен на весь первый этаж.

[Полина Ольшанская]

- Полина? Что ты тут делаешь? - я подошёл к девочке, по пути стараясь придать своему лицу строгое выражение. - По-моему, я просил тебя не выходить из своей комнаты, пока я сам к тебе не приду!
Я решил говорить с Ольшанской в коридоре, пока Шпелер не выйдет из «рыдальни». Так что там действительно было пусто. Однако мой голос, грозно разносящийся по тёмному коридору, наверняка был слышен на весь первый этаж.

Полинка не совсем представляла, сколько же прошло времени. Ей казалось, что очень много, что она вообще уже целую вечность сидит на этом подоконнике, мучаясь чевством вины и стыда. От неудобной позы тело затекло, к тому же она порядком замерзла в холодном коридоре , сидя без движения.
Поэтому, когда открылась та самая дверь, и вышел директор, она не сразу поняла, что происходит, настолько была погружена в собственые невеселые мысли.
- Что? ...А... Да... Конечно... А... А с Ильей уже... Все??? - Она подняла на директора савершенно несчастные, какие-то даже выцветшие глаза. Под ними залегли темные круги, и вообще, она словно слегка осунулась. Было невыносимо...Стыдно...

[Илья Шпелер]

- Полина? Что ты тут делаешь? - я подошёл к девочке, по пути стараясь придать своему лицу строгое выражение. - По-моему, я просил тебя не выходить из своей комнаты, пока я сам к тебе не приду!

Илья вздохнул: "Не ушел". Но оставаться в рыдальне, комнате, которая никогда не была для него приятной и в которой его только что сильно высекли, было выше сил мальчика. Он тихонько прошмыгнул в коридор и остановился.

Шпелер увидел Полинку и Директора, причем Директор опять злился. Как ни хотелось Шпелеру поскорее добраться до своей комнаты, как ни мечталось ему при этом избежать нежелательных встреч, но уйти он не мог. Вдруг Полинке понадобиться его помощь и поддержка?

Шпелер неожиданно сообразил, что девочка, наверное, тут уже давно. По крайней мере, кажется, она пришла сюда сама, а не директор привел - поэтому он и злится. А значит, она, наверное была неподалеку и во время его порки...

Илья растерялся. Он не знал как реагировать. С одной стороны, она могла все слышать - его, как мальчику теперь казалось, позорно громкие вопли и рев. Что Полина теперь о нем подумает?! Но с другой стороны... Шпелер вдруг понял, что ему приятно сознавать, что девочка была рядом, когда ему самому было так тяжело, и что ему было бы много легче перенести суровое наказание, если бы он об этом знал.

Теперь он и подавно не мог уйти.

Мальчик тихонько, стараясь держаться вне поля зрения Николая Александровича (насколько это было возможно в пустом коридоре), но так, чтобы Полинка его видела, подошел поближе и остановился. Он не то чтобы прятался, но не хотел обращать на себя внимания. Однако в глазах светилась решимость никуда не уходить, не дождавшись подруги.

[Николай Александрович]

- Что? ...А... Да... Конечно... А... А с Ильей уже... Все???

- Да, - подтвердил я, - с Ильёй я закончил. Он пока в ванной комнате - приводит себя в порядок, а ты здесь давно?

Я сразу же заметил, в каком состоянии была девочка, поэтому ругать её не стал. Понятное дело - она переживала, а сейчас ещё и Шпелер, завидев её, наверняка, захочет тут остаться. И что же мне делать? Разрешить? Хм...

[Полина Ольшанская]

- Да, - подтвердил я, - с Ильёй я закончил. Он пока в ванной комнате - приводит себя в порядок, а ты здесь давно?

Я сразу же заметил, в каком состоянии была девочка, поэтому ругать её не стал. Понятное дело - она переживала, а сейчас ещё и Шпелер, завидев её, наверняка, захочет тут остаться. И что же мне делать? Разрешить? Хм...

Закончил... Ох, да что же это такое... Полинка не представляла, как она теперь сможет просто посмотреть на Шпелера, после такого...Закончил...И все же это значит, что для Ильи самое страшное уже позади. Да и для нее , наверное, ведь это бесконечное, изматывающее ожидание закончилось.
- Не знаю... Давно, наверное... - Она зябко повела плечами и, невольно посмотрев в сторону рыдальни, увидела Шпелера... Выглядел он не слишком хорошо, что не удивительно, в движения было некоторая скованность,но когда Полинка встретилась с ним глазами, что то не позволило ей отвести взгляд...
Спрашивать, как он себя чувствует? Глупо, и так понятно...
Она нерешительно шагнула и взяла мальчика за руку, все так же не сводя с него глаз. А потом, вспомнив что-то важное, поспешно зашарила по карманам, и в Илюхину ладонь легла плоская перламутровая баночка. Последняя...

[Николай Александрович]

- Не знаю... Давно, наверное... - Она зябко повела плечами и, невольно посмотрев в сторону рыдальни, увидела Шпелера... Она нерешительно шагнула и взяла мальчика за руку, все так же не сводя с него глаз. А потом, вспомнив что-то важное, поспешно зашарила по карманам, и в Илюхину ладонь легла плоская перламутровая баночка. Последняя...

По взгляду Ольшанской я понял, что Илья уже вышел из «рыдальни» и стоит сейчас за моей спиной. Развернувшись вполоборота, я пристально посмотрел на мальчика. За то время, что Шпелер провёл в душе, он смог успокоиться и взять себя в руки. Очень хорошо - выдержка у Ильи есть, впрочем, в этом я и не сомневался, особенно после того, как он без единого звука перенёс первые 15 розог.

Я не остановил Полину, когда она, не обращая на меня никакого внимания, подошла к мальчику и передала ему какой-то предмет. Трогательный момент - будто двое осуждённых прощаются навеки. Да, детки, натворили вы сегодня дел, а теперь за это приходится так серьёзно расплачиваться! Вся сцена заняла не более 30 секунд, но ждать их я дольше не мог. Время было позднее, завтра - пятница, а значит, надо рано вставать на уроки, несмотря на то, что сидеть им на них будет крайне трудно.

- Полина, иди, пожалуйста, в «рыдальню». У нас с тобой сейчас состоится весьма тяжёлый разговор, так что... в твоих интересах не сердить меня понапрасну.

[Полина Ольшанская]

- Полина, иди, пожалуйста, в «рыдальню». У нас с тобой сейчас состоится весьма тяжёлый разговор, так что... в твоих интересах не сердить меня понапрасну.

Полинка попыталась ободряюще улыбнуться Илюхе, но получилось, кажется, не очень...
- Да, Николай Александрович, уже иду.
Отпустила Илюхину руку и , постаравшись идти твердо, прошла в указанню дверь.
Странно, она никогда не боялась наказания...ну, не то что не боялась, но не тряслась особенно, приучили в свое время. Но сейчас тугой скользкий ком стремительно разрастался где-то в районе солнечного сплетения, с каждой секундой все больше мешая дышать.
Если бы девочка дала себе труд задуматься, она поняла бы, что ее больше беспокоит, что Директор ей скажет, а не то, что он с ней сделает...И так со стыда под ближайший плинтус забиться хочется, а если он сейчас еще и добавит...Она во всем виновата, но услышать это из чужих уст будет вдвое тяжелее...

[Илья Шпелер]

Илья так и не решился раскрыть рот и что-нибудь сказать. Он просто взял теплую от Полинкиных ладоней баночку и пострался улыбнуться ей как можно более ободряюще. И даже немного пожал пальцы девочки на прощанье. А сам тут же подошел к тому месту, где только что стояла Полина, мучаясь и ожидая его, Илью, и присел на корточки, всем своим видом демонстрируя, что не сдвинется отсюда ни на миллиметр, пока не дождется подругу.

Попа, правда, была с этим не совсем согласна и отклинулась вспышкой боли. Но Шпелер скрутил боль и загнал вглубину сознания. Он даже не вскрикнул, не застонал, а лишь слегка поморщился.

[Николай Александрович]

- Да, Николай Александрович, уже иду.

Я проводил взглядом Ольшанскую и повернулся к Шпелеру.

... сам тут же подошел к тому месту, где только что стояла Полина, мучаясь и ожидая его, Илью, и присел на корточки, всем своим видом демонстрируя, что не сдвинется отсюда ни на миллиметр, пока не дождется подругу.

- Илья, ты непременно хочешь сидеть здесь? - в общем-то, я не был против, но вот дежурный учитель, проходя мимо, мог запросто на него наткнуться и начать выспрашивать - с какой стати он тут сидит после отбоя. Или ещё хуже - попытаться заглянуть в «рыдальню», отвлекая меня от серьёзного разговора.

- Я не знаю, сколько времени займёт наша встреча с Полиной. Может быть тебе лучше пойти к себе? А после, я разрешу вам встретиться в твоей или её комнате, если, конечно, у вас будет ещё для этого желание.