Есть в графском парке...

[Дима Соловьев]

И снова как во сне. Дима будто впал в ступор. Физрук приблизился, схватил за руку и потащил. Димка не сделал даже попытки ударить. Ведь было дело, что дрался аж с восьмиклассником!

А тут ступор, и все. Учитель же. Взрослый. И вся ситуация была слишком странной. Димка опомнился только, когда Юрий Васильевич почти привел его к лавке. И тут мальчишка начал молча, но яростно выворачиваться, угрем извиваясь в руках взрослого.

[Юрий Васильевич]

Вывихнуть Диме локоть не входило в мои планы, поэтому я обхватил его за талию, поставил ногу на лавку и перекинул через своё колено брыкающегося мальчишку. После этого я дал волю своей руке. Гнев давно просился наружу и тут ему представилась прекрасная возможность излиться на торчащую вверх задницу. Громкие шлепки заполнили комнату.

- Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, - прокомментировал я, отвешивая очередной шлепок. Рука у меня была ой какая тяжёлая и не мешало ей сейчас ничего - ни вертлявость, ни джинсы.

[Дима Соловьев]

Что за позорище! Как малыша-дошколенка! Дима попытался вырваться, но безуспешно. Сзади тем временем начало ощутимо припекать, казалось, что физрук его шлепает ракеткой для пинг-понга. Из чего у него руки вообще?

Животом лежать на колене было тоже неудобно - никакой опоры и давило. Дима возился, пытаясь хоть как-то облегчить свое положение.

[Юрий Васильевич]

- Ты скажи, когда будешь готов перейти к наказанию! - последнее слово я сдобрил увесистым шлепком. Конечно же то, что происходит сейчас - это лишь подавление бунта, а наказание будет, как и планировалось раньше, с ремнём и на лавке. Но если Соловьёв хочет - пожалуйста, шлепков не жалко, сейчас он мог это ощущать в полной мере, потому что рука моя практически не останавливалась.

[Дима Соловьев]

- Отпустите меня! - хрипловато выкрикнул Димка. И снова задергался в попытках освободиться. Это же не может продолжаться вечно!

[Юрий Васильевич]

От того, что Дима постоянно крутился, расстёгнутые джинсы стали сползать и я решил им помочь, сдёрнув совсем с попы. Но так как ноги мальчишки болтались в воздухе, джинсы грохнулись на пол. Что ж... Так даже лучше. Шлёпнув ещё пять раз по заднице, я остановился. Рука ощутимо так горела, но я понимал, что поверхности приложения намного хуже.

[Дима Соловьев]

Тонкая ткань боксеров совершенно не защищала от ладони, по размеру и силе шлепка похожей на небольшую лопату.
С шорохом сползли джинсы, и Димка зажмурился и стиснул зубы, чтобы не заорать от беспомощности и стыда. Задница горела.
Мальчик не сразу понял, что шлепки прекратились. Так и дышал учащено сквозь сомкнутые зубы.

[Юрий Васильевич]

Подождав, пока мальчишка немного переведёт дух, я поставил его на ноги и ухватил за плечи, не давая даже гипотетической возможности отойти дальше.

- Мы можем продолжить как есть, - сказал я ему, - или можем перейти к этапу с кодовым названием "лавка" и, наконец-то, приблизить окончание наказания.

Не знаю уж дошло что-то до Димы или нет и насколько он осознавал, что сам себе значительно увеличил наказание, но моё решение останется неизменным.

[Дима Соловьев]

Снова твёрдый пол под ногами. И лицо напротив, от которого хочется отодвинуться. Дима учащенно дышал. Принципы требовали сражаться или хотя бы держаться до конца. Реалии не давали такой возможности. Да и есть ли смысл? Но после всего взять и лечь, подставиться самому?
Димка молчал, так и не решившись ни на что, но и не делая попыток к бегству или сопротивлению.

[Юрий Васильевич]

- Молчишь? - я попытался поймать взгляд пацана. - Значит лезть в ледяной пруд смелости хватает, а ответить за свою глупость нет? - вопрос был не праздный - Соловьёв же считал себя героем-смельчаком, взрослым и ответственным, а получается "пшик", а не герой, потому что как только дело дошло до ответственности, вся смелость и сознательность испарилась.

[Дима Соловьев]

Дима метнул взгляд исподлобья на физрука.
- Причём тут это? - он тяжело дышал после возни и говорил хрипловато. - Думаете, я боли боюсь? Придумали какую-то позорную штуку и удивляетесь.

Он отвёл глаза, не хотелось смотреть на учителя после того, как тот сделал с ним все, что считал нужным, не заботясь о том каково Димке. Нет, ещё не все, что считал нужным. Снова надо было решать вопрос с лавкой. Подчиниться Дима не мог, убежать тоже, доводы его учитель не слушал. А тут ещё и ухо, и зад горели. Лучше б обратно в пруд, чем такое!

[Юрий Васильевич]

Дима метнул взгляд исподлобья на физрука.
- Причём тут это? - он тяжело дышал после возни и говорил хрипловато. - Думаете, я боли боюсь? Придумали какую-то позорную штуку и удивляетесь.

- Не стоит приписывать нам чужие заслуги - детей испокон веков пороли по голому заду, - я в принципе не видел сильной проблемы в том, чтобы пацану спустить штаны перед мужчиной-учителем, с противоположным полом явно сложнее, так что на его месте я бы радовался, что попал не к Лидии Сергеевне, например. - А вообще, наказание на то и есть наказание, чтобы быть неприятным со всех сторон, чтобы больше у тебя не возникало желания сделать то, что приведёт тебя в эту комнату снова.

Комментировать его "боюсь боли" я не стал, потому что ответ был бы однозначным - да, боишься, как и любой нормальный человек!

[Дима Соловьев]

"Заслуги! Ни фига себе заслуги!" - возмущенно подумал Дима. Тяжело вздохнул. "Неприятно" было совсем не то слово, каким бы Дима описал порку по голому заду. Ужас, кошмар, позорище - больше подходят. Это ж не баня или раздевалка бассейна, где все голяком и пофиг.

Нееет, тут вся штука в том, что раздеваешься ты один, причём снимая именно трусы, и не перед доктором для укола, а чтобы тебя нахлестали ремнем по заднице. Будто униженно просишь наказать тебя как малыша. После того, как Димка столько делал, чтобы его воспринимали крутым парнем! Да он в пруд полез в дубак, чтоб знали, что он может.

Но, видимо, для Юрия Васильевича дети были не людьми, а так, человеческими заготовками, которым оголиться перед учителем, которого знаешь неполную неделю, было всего лишь неприятно.

"И че делать? Надо отсюда выбираться как-то".

- Я не такой тупой, чтоб второй раз лезть в пруд, когда вы мне всё объяснили, - проговорил Димка и додумал "да и чего повторять подвиги". - И не такой трус, чтоб не делать чего-то, только бы не побили. Так что наказывать необязательно.

Может, его отпустят уже? Все равно ему уже досталось. Наверное, Юрий Васильевич пар выпустил и подуспокоился..
.

[Юрий Васильевич]

- Я не такой тупой, чтоб второй раз лезть в пруд, когда вы мне всё объяснили, - проговорил Димка и додумал "да и чего повторять подвиги". - И не такой трус, чтоб не делать чего-то, только бы не побили. Так что наказывать необязательно.

- И, видимо, не такой умный, чтобы понять, что пока я тебя не выпорю, ты отсюда не выйдешь!

Лимит времени на разговоры был исчерпан. В общем-то его вообще не стоило выделять, так как смысла не было. Другое дело, если Дима будет всё время вести себя так в рыдальне, - а я был уверен, что он тут не последний раз, то придётся решать этот вопрос по-другому.

Взяв пацана за локоть, я подвёл его вплотную к лавке.

- Ложись, - я стоял сзади так, что отступать было некуда, - давай, или я тебя сейчас как трёхлетку уложу, - мне ничего не стоило приподнять мальчишку, чтобы потом приземлить его в горизонтальном положении.

[Дима Соловьев]

"Заладил одно и то же! Машина, робот, блин!" - бесился про себя Дима. А потом перед ним оказалась лавка, а позади - робот.

Если бы хотя бы была открыта дверь, можно было б попытаться ускользнуть. А сейчас, даже если чудом просочиться мимо, куда потом? Да и скорее всего чуда не произойдёт, физрук просто заломает его на лавку.

Димка выругался про себя и пока быстро прикидывал, что позорнее - сдаться без боя или дать уложить себя силой, организм его принял решение сам. Димка так и не понял, что это было: коленки подогнулись и он был вынужден подставить руки, чтоб не разбить нос о лавку. Так на ней и оказался.