Нелепица! :)

[Татьяна]

- Договорились! - Таню успокоили слова о Елизавете Сергеевне, на пассажирском месте с директором ничего не случится. - Приятных снов! - пожелала она Николаю Александровичу и поскакала обратно к подружке, когда дела были сделаны, ей опять не терпелось дослушать интересные подробности сегодняшнего дня, оставшиеся для неё за кадром.

[Надька Трезубова]

Танька с Надькой протрепались еще почти час, когда Надька вдруг с ужасом вспомнила, что собиралась уехать домой сразу после обеда! Она же специально Николаю Александровичу ныла, как совсем не успевает с учебой, и он отпустил ее пораньше. А она вместо этого сидит тут и с Танькой кости всем мелет аж до пяти! Девица в буквальном смысле слова подорвалась.
- Танька, мне пора! - секретарша вылетела из кабинета, в приемной схватила сумочку и зонт и побежала на автобус, надеясь успеть на тот, что должен был вот-вот подойти. Потраченное на разговоры время могло ей теперь дорого обойтись...

[Николай Александрович]

=====================================


19:54... Полнейшая темнота в комнате, а также тишина и непривычно узкая кровать, стоящая у самой стены, меня на несколько долгих секунд полностью дезориентировали. Где я и который сейчас час? Ночь? Вечер? Раннее утро? Я пошевелился... В окно светило незнакомым фонарным светом, а за окном слышались детские голоса, указывающие на то, что ещё не очень поздно. Видимо, солнце село недавно, потому как на часах ещё не было даже восьми. Ну, конечно... Я в гимназии... в своей комнате...

Перед тем, как улечься спать, я послал жене короткое сообщение, в котором сказал, что у меня всё хорошо, но мне нужно отдохнуть. Я намеренно не хотел говорить с ней вслух, чтобы мне не пришлось описывать ей сегодняшние события. Незачем было Лизе волноваться. Продолжая какими-то волнами испытывать тянущую боль в ноге, я сумел отключиться примерно через полчаса. И вот я проспал до восьми. Неплохо, неплохо...

Поднявшись, я зажёг свет и первым делом потрогал свой пострадавший в неравной схватке со здоровьем зад. Он не болел совсем, и нога не болела. Но место укола быстро о себе напомнило даже при лёгком нажатии. Как чудесно... Я сходил в туалет и, пока мыл руки, посмотрел на своё отражение. Уставшие глаза выдавали, что я, конечно же, не выспался. Волосы, взлохмаченные после сна, я пригладил рукой, но потом поискал в ящике расчёску и причесался по-человечески. Надо было всё же позвонить Лизе. Отменив будильник, я собрался с духом и позвонил. Как бы мне этого не хотелось, пришлось во всём признаваться: и что плохо себя чувствовал... и про скорую. И про детей рассказал. Затем получил нагоняй за то, что вовремя не попросил записать себя к врачу. Про руку тоже рассказал, правда, умолчал, что она у меня болит. Завтра бы и с этим стоило разобраться. Глубокий порез, который вчера мне залатали, кровил и болел, но поскольку я не заглядывал под бинт, я не мог наверняка сказать, разошлись ли швы... Лизу я попросил за мной приехать часам к десяти. Сдавив виски, я пару минут постоял, ни о чём не думая, и начал переодеваться.

[Лерка Осипова]

К вечеру Лерка больше не могла выносить угрызений совести. С тех пор, как их отпустили из зала, она сидела у себя, рыдала и страдала. Страдала и рыдала... Ей казалось, что она самая никчемная, самая мстительная, самая мерзкая... Что она вообще Предательница с большой буквы и, да, знай весь класс про ее поступок, они бы давно уже пришли к ней в комнату и забили бы ее подушками. Девчонка, убиваясь, не пошла в столовку. Она вообще не выходила из своей комнаты, даже когда к ней начал ломиться Крючок, призывая ее поиграть с ним в домино. Единственное дельное, что Осипова сделала, - это в перерыве между ревом подрыхла, но вот уже два часа она опять сидела на подоконнике и завывала, вытирая рукавом глаза. Ей хотелось с кем-нибудь поговорить, но с кем? Натальи Ильиничны сегодня вообще не было, а Лидия Сергеевна уехала домой - она видела в окно, как уезжала ее машина. На стоянке стояла еще какая-то новая совсем, но все знали, что Анна Романовна не водит сама, значит, могла быть охранника? А где Анна Романовна? Она ведь сегодня дежурная?
Лерка слезла с окна, решив, что найдет англичанку и изольет душу ей. Анна Романовна добрая и мягкая, она Лерку пожалеет... Но когда девчонка спустилась на второй этаж и подергала ручку комнаты дежурного, то поняла, что Анны там нет. Тогда она сползла на пол и продолжила наводить потоп уже на втором этаже, не думая, что в этот вечер хоть кто-нибудь из учителей еще на работе.

[Николай Александрович]

Не спеша приведя себя в порядок, я убрал импровизированную пижаму обратно в шкаф, застелил постель и, прихватив таблетки и трости, вышел в коридор. На пятом этаже было необычайно тихо. Здесь жили малыши, и их отбой начинался на час раньше, но сегодня, видимо, был вообще такой день, когда дети вели себя послушно и без дела из комнат перед сном не выходили. Я никого не встретил, когда спускался вниз. Ни на четвёртом, ни на третьем этажах тоже никого не было. А вот на втором, возле кабинета дежурного, я сразу же увидел сидящую на полу девочку. Она тихо плакала, уткнувшись лицом в колени, и её волосы полностью скрывали от меня не только её лицо, но и общее представление о том, кто бы это мог быть. Я глянул вглубь этажа, в надежде увидеть кого-нибудь из учителей. В гимназии сегодня оставалась Анна Романовна, но здесь иногда можно было встретить и задержавшихся не дежурных. Скорее всего, ребёнку нужна была помощь, иначе бы она здесь не сидела.

Я подошёл поближе.

- Что у тебя случилось? - задав вопрос, я наклонился и мягко положил руку девочке на плечо.

[Лерка Осипова]

- Что у тебя случилось? - задав вопрос, я наклонился и мягко положил руку девочке на плечо.

Этот дурацкий ковролин заглушал шаги... Лерка вздрогнула, а когда поняла, кто ее тут нашел, в ужасе уставилась на Николая Александровича. Его она меньше всего не то что ожидала, а вообще хотела увидеть. Ее сердце учащенно задергалось. Потеряв дар речи, Осипова сделала попытку подняться. Но сделала она это как-то совсем не ловко. Наконец встав, она замотала головой.

- Ничего... Нет... Я не буду об этом говорить! - она опять зарыдала, не зная, то ли убегать, то ли... будь что будет...

[Николай Александрович]

Лерка вздрогнула, а когда поняла, кто ее тут нашел, в ужасе уставилась на Николая Александровича. ... Наконец встав, она замотала головой.
- Ничего... Нет... Я не буду об этом говорить! - она опять зарыдала.

- Лера?.. - иногда я всё-таки задавался вопросом, почему судьба так тесно сплетала мою жизнь с жизнью именно шестого "А". Особенно сегодня. Вся гимназия могла гореть огнём, но шестой класс оставался у меня под боком в полном составе. Не Лилов с Романовой, не Любимцев, так теперь Осипова. А до этого Зайцева, а ещё Крючков... и так по списку, пока не перечислю всех. - Пойдём... - я приобнял ребёнка и повёл к себе в кабинет. - Не надо здесь плакать. Сейчас мы во всём с тобой разберёмся.

[Лерка Осипова]

- Лера?.. Пойдём... - я приобнял ребёнка и повёл к себе в кабинет. - Не надо здесь плакать. Сейчас мы во всём с тобой разберёмся.

Да почему из всех, кто мог тут оказаться, именно директор все еще в гимназии?? За все время, что Лерка тут жила, она его вечером видела только вчера, когда корову забирали. Но вчера - это вчера! Хотя вчера было воскресенье! А сегодня его тут точно не должно было быть, ведь даже его машины не было на стоянке! Девчонка боялась... Она боялась Николая Александровича и раньше, но после того, что он сделал с ее одноклассниками, она стала бояться его еще больше. Даже сейчас он нес в руке трости - и от этого ее сердце скакало то вверх, то вниз. Теперь ему рассказывать, как она слила товарищей? Конечно, если бы Лерка могла мыслить разумно, она бы поняла, что в этом не участвовала, ну, не участвовала в афере. Она всего лишь увидела то, что потом помогло следствию. Но для Лерки трагедия заключалась в том, что из-за нее Лилова с Романовой не просто наказали где-нибудь в рыдальне, а наказали перед всеми и очень страшно. И это все случилось из-за нее!!!
Она дала увести себя, по дороге продолжая надрывно завывать и от страха, и от неизбежности предстоящего разговора. Николай Александрович докопается до сути... даже если Осипова будет молчать, он докопается. И тогда он накажет ее как минимум за предательство, а то и за соучастие, если решит, что она могла предотвратить катастрофу, но ничего для этого не сделала. Облегчать совесть для нее отныне значило рисковать получить за все хорошее наравне с тупыми одноклассниками. Зачем она вообще сюда пришла???

[Николай Александрович]

Она дала увести себя, по дороге продолжая надрывно завывать...

Открыв свой кабинет, я включил свет, завёл Леру внутрь и сразу отодвинул от стола стул, на который её усадил.

- Тебе дать воды? - трости, исполнившие свой долг днём, мне больше были не нужны, и я сразу убрал их обратно в шкаф, чтобы не смущать ребёнка. Я не понимал, почему Лера так плачет. Может, её кто-то обидел? Может, у неё что-то болит, а она стесняется мне об этом сказать? Ну, так за стеной есть Таня - главное - понять, что происходит, чтобы мы могли помочь. Я вышел в приёмную и запер входную дверь, чтобы нам не помешали. Затем вернулся к себе.

[Лерка Осипова]

Открыв свой кабинет, я включил свет, завёл Леру внутрь и сразу отодвинул от стола стул, на который её усадил.
- Тебе дать воды? - трости я сразу убрал обратно в шкаф. Я вышел в приёмную и запер входную дверь. Затем вернулся к себе.

Лерка молча отмечала все действия директора: трости исчезли - слава богу! А зачем он запер приемную?.. Не отвечая на его вопрос, она не удержалась, вытирая слезы:
- Николай Александрович, вы меня не накажете? Я все-все расскажу, только не наказывайте меня! Пожалуйста!

[Николай Александрович]

Не отвечая на его вопрос, она не удержалась, вытирая слезы:
- Николай Александрович, вы меня не накажете? Я все-все расскажу, только не наказывайте меня! Пожалуйста!

Честно говоря, у меня упало сердце... Неужели Лера вчера была в компании тех, кому я сегодня всыпал?

Я налил девочке воды и поставил перед ней стакан. Захочет - попьёт. Я сел в своё кресло и настороженно, но в то же время спокойно посмотрел ей в глаза. Если я сейчас узнаю то, о чём подумал, я не смогу её просто так отпустить. И именно поэтому никаких обещаний давать не стал.

- Это как-то связано со вчерашними событиями? - задал я вопрос, вместе с тем всей душой понадеявшись, что Лера заговорит о другом. Моё собственное сердце тоже начало учащённо биться.

[Лерка Осипова]

Я налил девочке воды и поставил перед ней стакан. Захочет - попьёт. Я сел в своё кресло и настороженно, но в то же время спокойно посмотрел ей в глаза.
- Это как-то связано со вчерашними событиями?

- Да-аааааааа... - не получив заверения, что ее попа останется цела, Лерка все равно призналась. Она не могла больше с этим жить.

[Николай Александрович]

- Да-аааааааа...

- Лера... - в моём голосе засквозила угроза и взгляд стал более строгим. - Как ты в этом замешана?

[Лерка Осипова]

- Лера... - в моём голосе засквозила угроза и взгляд стал более строгим. - Как ты в этом замешана?

- Я с ними ничего не делала! - сразу заоправдывалась Осипова, ощутив, что взгляд у директора изменился. - Я... это я записку написала... - она покраснела как вареный рак и опустила глаза, боясь увидеть во взгляде Николая Александровича осуждение и даже презрение.

[Николай Александрович]

- Я с ними ничего не делала! Я... это я записку написала...

Если до этого сердце у меня упало, то теперь у меня от сердца отлегло. Шумно и с облегчением выдохнув, я понял, в каком невероятном напряжении провёл последние несколько секунд.

- Детка... - Лера так переживала, что я всерьёз задумался о том, что ещё может стоять за её признанием. Почему она попросила меня не наказывать её? Была ли для наказания объективная причина? Тогда, днём, получив записку, я очень хотел узнать, кто был автором и откуда у него были эти сведения. Мне казалось, что этот ребёнок может входить в число шутников, но во время совещания мы пришли к выводу, что, скорее всего, он был свидетелем. Так была ли Лера свидетелем или она каким-то образом приложила к этому руку? - Расскажи мне, как обстояло дело. Я обещаю, что ругаться не буду.

Ругаться действительно уже не имело смысла. Всё было сказано ещё днём и перед всей школой. Если Лера сейчас признается в чём-то, за что я сочту необходимым её высечь, тo, судя по её состоянию, она со мной спорить не будет. Ведь иначе бы она не пришла, а сидела бы в своей комнате и держала рот на замке. Совесть, что ни говори, вещь страшная. Она умеет связывать воедино разум и эмоции, страх и чувство долга, толкать на поступки, приводящие к справедливости ценой личных потерь. Мне бы очень не хотелось наказывать Леру. Я мысленно держался за сказанную ею фразу о том, что "с ними она ничего не делала".