Укрощение ленивой

[Настя Голубева]

- Надо, очень даже надо, раз по-хорошему не желаешь понимать! -
Хлесть!
Хлесть!
Хлесть!
Хлесть!

—АААААЙЙЙЙЙЯЯЯЯЯ!!!!!!!!
Настя вопила на всю гимназию. Чего эта Елена так частит?! Неужели она не знает, как это больно?! Да чтоб Голубева ещё хоть раз связалась с этой геометрией! И алгеброй заодно!
«Надо было самой задачи решить! Надо было в инете посмотреть! Надо было сразу задания сделать!»—мелькали мысли в голове.
—ААААААААА!!!
Настя дёрнула руку к попе, но тут же вернула ее обратно—ещё не хватало, чтобы привязали!
—Я не буууу...уууууу...
У девчонки уже даже на злость сил не осталось. Были только слезы. Целое море слез.

[Елена Викторовна]

—Я не буууу...уууууу...

Девчонка завывала на все лады , оно и понятно - больно. Хорошо, что в рыдальне была отличная звукоизоляция, иначе сюда сбежалась бы вся Гимназия.
Хлестнув еще два раза, я решила сделать перерыв. Он был нужен не только Насте, но и мне, потому как слышать все эти вопли у меня не было никаких сил.
Я опустила ремень.
- Чего ты не будешь? - спокойно спросила я, - ответь мне пожалуйста.

[Настя Голубева]

Настьке уже начало казаться, что математичка никогда не остановится! Девчонка вопила на все лады и вертела попой, словно пытаясь сбросить с неё жгучую боль. Только вот это совсем не помогало... Ощущения, будто на раскалённую сковородку посадили! И жарят...

- Чего ты не будешь? - спокойно спросила я, - ответь мне пожалуйста.

Голубева рыдала в три ручья и громко всхлипывала. Собраться с мыслями и ответить на вопрос было очень сложно. Ну, хотя бы потому, что орать «я больше не буду!» гораздо проще, чем понимать, что конкретно ты больше не будешь.
—Спи...сывать,—прерывисто выдохнула Настя, единственное, что смогла вспомнить.

[Елена Викторовна]

—Спи...сывать,—прерывисто выдохнула Настя, единственное, что смогла вспомнить.

- Хорошо, - одобрила я, - списывать ты не будешь, а что еще?

[Настя Голубева]

- Хорошо, - одобрила я, - списывать ты не будешь, а что еще?

Что ещё? Интересно, знают ли взрослые, как тяжело думать, когда ты лежишь на лавке с голой задницей и рыдаешь?!
Насте ужасно не хотелось отвечать на вопрос. У неё болела попа, от напряжения болели пальцы, от рева болели глаза. На язык просился только один ответ: «Я больше не буду связываться с вами!», но... Все же благоразумие брало верх. За хамство Голубевой уже влетело от директора, а его фраза «ещё раз услышу, что ты повышаешь голос на взрослых, я тебе так всыплю!» до сих пор звучала в ушах.
—Лениться,—проревела девочка.
Что-то такое Елена говорила в классе. Да и сама Настька уже трижды себя прокляла за то, что не вызубрила наизусть все учебники геометрии вплоть до 11 класса!

[Елена Викторовна]

—Лениться,—проревела девочка.

- Так, уже лучше, - спокойно произнесла я, - а еще? Подумай, хорошо подумай.
И почему мне приходится все клещами с нее тянуть?

[Настя Голубева]

- Так, уже лучше, - спокойно произнесла я, - а еще? Подумай, хорошо подумай.

Еще?! Да что ж она ещё такого сделала, что Елена видимо решила казнить ее на этой лавке?!
«Лучше б я за четвертную двойку с Юрием Васильевичем разбиралась!»—горько подумала Настя.
Ей было ужасно обидно! Математичка говорила с ней таким тоном, будто они на уроке задачу разбирали. А каким способом можно эту задачу решить ещё?
—Я не знааааааааюююю,—проплакала Настя.
В голове все смешалось в кучу. Девчонке просто хотелось поскорее встать с этой проклятой лавки!

[Елена Викторовна]

Не знает она!
После таких слов мне тут же захотелось влепить ей еще десяток и не ремнем, а розгами.
Но вместо этого, я мысленно сосчитала до пяти, как меня научили старшие коллеги, глубоко вздохнула и отложила ремень пока в сторону.
- Насть, - произнесла я довольно мягко, - ты что действительно не понимаешь, почему ты здесь оказалась, в таком незавидном положении? Или ты думаешь, что мне нравится тебя наказывать? Поверь мне, совсем нет. Но по-другому, увы, с тобой не получается. Ты не хочешь меня слышать. Что мне с тобой делать? Ответь мне.

[Настя Голубева]

- Насть, - произнесла я довольно мягко, - ты что действительно не понимаешь, почему ты здесь оказалась, в таком незавидном положении? Или ты думаешь, что мне нравится тебя наказывать? Поверь мне, совсем нет. Но по-другому, увы, с тобой не получается. Ты не хочешь меня слышать. Что мне с тобой делать? Ответь мне.

Настя ничего не думала. Теперь уже ничего. И ни на какие серьёзные разговоры у неё просто не было сил. А уж вопрос: «Что мне с тобой делать?» вообще выбивал из колеи. Ведь нельзя ответить: простить и отпустить! Сразу отхватишь!
Заметив, что математичка отложила ремень, девчонка немедленно воспользовалась этим и кое-как расцепив побелевшие от напряжения пальцы, потянулась руками к попе.
—Я не знаааю,—снова проплакала она, отвечая на вопрос.—Простиииииите!
Пальцы тем временем бережно ощупывали каждую вспухшую полосу! Почему их так много?!

[Елена Викторовна]

Опять "не знаю!". Нет! Ничего этот ребенок не понимает, не слышит и не хочет слышать и понимать! Видит Бог, я хотела с ней по-хорошему, даже не стала бы продолжать порку, если видела бы хоть какой-то намек на понимание! Но пока этого и близко не наблюдалось. Ну что же!
- Очень плохо, что не знаешь, - в моем голосе снова послышался металл, - убирай руки, мы будем сейчас вместе думать.
Я взяла ремень, подошла к лавке и встала с другой стороны.

[Настя Голубева]

- Очень плохо, что не знаешь, - в моем голосе снова послышался металл, - убирай руки, мы будем сейчас вместе думать.
Я взяла ремень, подошла к лавке и встала с другой стороны.

Ничего другого Настя услышать и не ожидала. Но до чего же не хочется опять подставлять попу!!!
—Не нааааааадо!—прорыдала девочка, не убирая руку.
Ей ужасно не хотелось, чтобы ремень продолжил ее лупасить.
—Простиииите!—снова протянула Голубева.

[Елена Викторовна]

—Не нааааааадо!—прорыдала девочка, не убирая руку.
Ей ужасно не хотелось, чтобы ремень продолжил ее лупасить.
—Простиииите!—снова протянула Голубева.

- Убери руки, - строго потребовала я, - иначе привяжу.
По рукам бить я не собиралась.
Все эти "не надо" и "простите" мне уже порядком поднадоели. Сейчас она получит у меня по полной программе! Может тогда начнет понимать!

[Настя Голубева]

- Убери руки, - строго потребовала я, - иначе привяжу.

—Нет!—взвизгнула Настя.
Меньше всего на свете она хотела, чтобы ее привязали. Она помнила это ощущение с одной очень давней порки. И повторения ей не хотелось!
Девчонка резко отдернула руки от попы и опять схватилась за края лавки.
Когда же это наконец закончится?!
Противная математика! Противная математичка! Противный ремень!

[Елена Викторовна]

Слава Богу девчонке хватило ума убрать руки.
Я размахнулась посильнее:
Хлесть!
Ремень с размазу впечатался в левую ягодицу, оставляя за собрй алую полоску, быстро наливающуюся фиолетовым цветом.
И еще раз по правой:
Хлесть!
-Ну что, начинаешь понимать? Или еще раз объяснить?!
Хлесть!
Хлесть!
Хлесть!
Я стегала с небольшими паузами, чтобы Настя в полной мере прочувствовала каждый удар. Да, это должно быть действительно больно, но по-другому, к сожалению, не получилось

[Настя Голубева]

Я размахнулась посильнее:
Хлесть!
Хлесть!
-Ну что, начинаешь понимать? Или еще раз объяснить?!
Хлесть!
Хлесть!
Хлесть!

—АЙЯЯЯЯЯЯЯЯЯ,—голос сорвался на визг.
Насте казалось, что ее и до этого момента сильно лупили, но по сравнению с тем, что происходило сейчас это был детский лепет.
—ХВАААА...АААААААА!!!!!!
Боль была такая, что Голубева уже даже не думала ни о том, как можно было всего этого избежать, ни о том, что надо будет сделать потом, ни о том, какие обещания дать математичке, чтобы та наконец ее отпустила.
«Больно! Как же больно! Чудовищно больно!»—это была единственная мысль, которая приходила на ум.
—АААААААААА!!!!!
Рука в очередной раз отцепилась от лавки и дернулась к попе. Прикрыть, защитить! Она не может больше это терпеть!
—Хватит!—в очередной раз то ли прорыдала, то ли прокричала Голубева.