Июль - месяц гроз (приват)

[Андрей Иванович Гущин]

Встав с другой стороны скамейки, я еще немного медлю. Хм, мальчик бы, наверное, сейчас не отказался от более долгого перерыва. Но не стоит слишком затягивать, после долгого перерыва труднее будет снова терпеть боль. Ну, хм, как говорится, раньше сядем, раньше выйдем, да. Я вновь поднимаю прут.
- Я продолжаю, Леня.
И снова с той же силой и в том же темпе:
- Вжик! Вжик! Вжик!

[Леонид Навицкий]

- Я продолжаю, Леня.

"Как? Уже?" - мысли заметались в голове с бешеной скоростью, пытаясь изобрести план, который помог бы избежать продолжения. Но даже эта скорость не помогла, потому что на задницу опять пролился кипяток.

- Айс! - не сдержался Лёня. Похоже такого плана, который помог бы, не существовало в природе. А так хотелось бы, чтобы уже всё, а впереди ещё почти столько же.

[Андрей Иванович Гущин]

Так-с, кажется, терпение мальчика уже на пределе. Еще бы, ягодицы уже изрядно красные. Хоть я и стараюсь не попадать снова по уже вспухшим полоскам, но, хм, это не всегда удается. Удваиваю бдительность, чтобы успеть остановиться, если что. Терпи уж, герой, это тебе не молния, больно, но не смертельно, м-да. Я еще немного снижаю темп.
Вжик! Вжик! Вжик! Вжик!

[Леонид Навицкий]

- Аааааа! - вопль раздавался после каждого удара. Попа виляла во все стороны, очень хотелось вскочить или хотя бы закрыться, но Лёнька из последних сил держался. Крики перемежались всхлипами, в носу сразу откуда-то образовались сопли, что очень мешало дышать. Ситуация становилась патовая, а астроном всё порол и порол. Сколько уже там? Неужели ещё не 20? В начале Навицкий конечно считал, но сейчас боль затмила всё и он сбился. "Ну хватит, пожалуйста", - мысленно взмолился он.

[Андрей Иванович Гущин]

Мальчишку жаль, видно, что держится он из последних сил, но давать волю чувствам я не привык. Наказание за такой риск умеренное и Навицкий получит его полностью. Или... Нет, не вижу объективных причин, это только эмоции. Свою порку он вполне заслужил.
- Терпи, Леня, уже немного.
Все, что я могу для него сделать, это нанести последние удары еще реже, давая ему хоть немного отдышаться после каждого.
Вжик! Вжик! Вжик!
Опускаю розгу и отхожу от скамейки.
- Все, Леня. Уже все. Можешь вставать, мальчик.

[Леонид Навицкий]

- Терпи, Леня, уже немного.

Можно подумать были варианты... Особо развить эту мысль про себя не вышло, потому как времени ему на это не дали.

- Аааай! - задница опять полыхнула огнём и все мысли "перетекли" туда. Лёня еле удержался на лавке, потому как тело дёрнулось, а руки сами собой разжались. Какое счастье, что это всё. Он тут же закрыл попу руками и осторожно прижал их к горячей коже. Больно... Но эта боль не идёт ни в какое сравнение с той, что причиняет прут. Ладони были прохладными или это так казалось на фоне пожара на заднем месте, так что руки приносили успокоение и телу и душе.

Полежав полминутки, Навицкий осторожно поднялся и аккуратно вернул на место шорты с трусами. Это было болезненно, но не стоять же с голым задом. Одёрнув футболку, он посмотрел в сторону Гущина, не зная что делать дальше. Можно идти? Или что-то ещё?

[Андрей Иванович Гущин]

Я не мешаю Лене немного прийти в себя. Переламываю прут и бросаю в мусорную корзину, потом присаживаясь за стол и начинаю делать запись в журнале. Когда он поднимается со скамейки и натягивает штаны, поднимаю голову и смотрю на его заплаканное лицо. Ох, мальчишки, что ж вас вечно тянет в неприятности? Указываю на дверь туалета.
- Там есть умывальник. Не хочешь умыться?

[Леонид Навицкий]

- Там есть умывальник. Не хочешь умыться?

- Хочу, - Лёнька кивнул, подумав о том, что видок у него тот ещё. - Спасибо, - добавил он и скрылся за дверями туалета. Замка на двери почему-то не было, но вряд ли астроном будет к нему ломиться. Да и он не собирается ничего делать кроме умывания. Открыв кран, он набрал в ладони прохладной воды и с удовольствием опустил туда лицо. Какой кайф, когда тебя не лупят... Навицкий поплескался пару минут и вдруг подумал про Юрку... Бедняга, мало того, что он ждёт, так ему ещё и в 2 раза больше вытерпеть предстоит. Каково это, Лёнька представить не мог, да и не хотел, но решил, что тянуть время не стоит - выключил кран, вытерся и вышел обратно.

- Я могу идти?

[Андрей Иванович Гущин]

Пока Лёня умывается я заканчиваю запись в журнале и размышляю, стоит ли сказать ему несколько слов на прощание. Боюсь, толку будет немного, никогда они не будут с нами слишком откровенничать. Впрочем попытаться стоит.

- Я могу идти?

- Ещё несколько слов, Леня. Будем считать это, так сказать, моей личной просьбой. Если тебе снова придет охота ставить научные опыты, зайди ко мне посоветоваться. Это может избавить тебя, эээ... От многих неприятностей. А я готов серьезно обсудить даже безумную идею. Но только до тех пор, пока это идея, а не действие. Вот так, мда. А теперь можешь идти. И по пути скажи, пожалуйста Юре, чтобы шел сюда.

[Леонид Навицкий]

- Ещё несколько слов, Леня. Будем считать это, так сказать, моей личной просьбой. Если тебе снова придет охота ставить научные опыты, зайди ко мне посоветоваться. Это может избавить тебя, эээ... От многих неприятностей. А я готов серьезно обсудить даже безумную идею. Но только до тех пор, пока это идея, а не действие. Вот так, мда. А теперь можешь идти. И по пути скажи, пожалуйста Юре, чтобы шел сюда.

- Хорошо, - Лёнька кивнул, не поясняя к какой части фразы относится его "хорошо" и вышел. С одной стороны предложение было интересное, Гущин знал намного больше них самих и мог что-то дельное рассказать или подсказать где и что почитать, но вот с другой... Идеи и без действий не представляли такого интереса. Ладно, об этом они ещё успеют с Юркой подумать, а сейчас ему предстоит нечто совершенно неприятное.

Навицкий чувствовал себя неуверенно, понимая, что за 5 минут, даже после умывания, краснота с глаз не пройдёт, несмотря на то, что он не ревел в голос, а лишь всхлипывал. Дурацкие слёзы, кто их вообще звал... Он остановился у двери кабинета дежурного - дверь так и была открыта.

- Юр, он тебя зовёт, - сказал он прямо с порога, не глядя другу в глаза.

[Юрка]

Время тянулось невыносимо. Юрка казалось, что он тут сидит уже час, не меньше. Но когда он бросал взгляд на часы, оказывалось что прошло всего несколько минут
И, как всегда в такие минуты, хотелось одновременно, чтоб всё побыстрее закончилось и чтоб оно подольше не начиналось. Наконец, его ожиданию пришел конец, когда на пороге появился Лёнька. Значит, для него уже всё закончилось, счастливчик.

- Юр, он тебя зовёт, - сказал он прямо с порога, не глядя другу в глаза.

Одного беглого взгляда на друга Половцеву хватило, чтобы всё понять. Ему не раз случалось выходить в коридор с таким же лицом. Если б он сейчас был на месте Новицкого, ему бы точно не хотелось, чтобы на него пялились. И никаких разговоров, даже сочувственных, не хотелось бы.
Он тоже отвёл глаза в сторону и пробормотал:
-Ага, иду.
Проходя мимо Лёни, он молча хлопнул товарища по плечу и, не оборачиваясь зашагал по коридору в сторону рыдальни.

[Андрей Иванович Гущин]

В ожидании Половцева собираюсь с мыслями. Я, обычно стараюсь обойтись минимально возможным наказанием, но этого авантюриста нужно пробрать по-настоящему. Дело неприятное, но других вариантов нет. Придется, пожалуй, хм, принять некоторые, дополнительные меры...

[Леонид Навицкий]

-Ага, иду.
Проходя мимо Лёни, он молча хлопнул товарища по плечу и, не оборачиваясь зашагал по коридору в сторону рыдальни.

Лёнька хотел сказать что-то подбадривающее, но в горле почему-то встал ком и он не смог произнести ни звука, тем более Юрка ждать не стал, а очень быстро скрылся за углом.

И что теперь? Идти к себе? Но в таком виде ходить по лагерю не хотелось. Конечно здесь таким никого не удивишь и когда Лёнька видел кого-то с заплаканными глазами, относился с пониманием, но вот самому очень не хотелось показываться. Оставалось ждать. Только вот захочет ли Юрка его видеть после? Наверняка нет. Надо подумать...

[Юрка]

С каждым шагом, приближающим его к рыдальне, сердце Юрки проваливалось куда-то в пятки всё глубже и глубже. Вот и пришёл... Он с ненавистью посмотрел на страшную дверь, пару раз глубоко вдохнул, собираясь с духом и, наконец, вошел внутрь.
- Я п-пришел. Можно?

[Андрей Иванович Гущин]

- Да, заходи.
Я пока остаюсь сидеть за столом и внимательно смотрю на вошедшего мальчишку.
- Юра, твое наказание уже определено и не изменится, что бы ты сейчас ни ответил. Скажи мне честно, идея была твоя?
Во время разбирательства я не стал задавать мальчикам этот вопрос. Во-первых, наши юные герои порой проявляют потрясающее благородство, а слушать, как они выгораживают друг друга, у меня не было ни времени, ни желания. А во-вторых, для подведения итогов это было не важно. Кто бы ни выдвинул идею, в жизнь ее воплощали вместе и у каждого своя голова на плечах, так что, степень вины и меру наказания каждого я определил и так. Ответ меня интересует только потому, что хочется проверить кое-какие свои соображения.