Вам и не снилось

[Дима Соловьев]

"Хватит, хватит уже, ну, пожалуйста! Когда уже всё?!" - мысленно просил Димка, и Юрий Васильевич будто услышал его. Но половина - это ведь ещё двадцать?! Ещё двадцать?

Дима не удержал тихого стона. Ему стало ужасно жалко себя. Это неправильно так наказывать, им и так досталось на острове! И вообще, если б он умер, они б сейчас его не били, а раз живой, так все, можно, да? Радоваться надо, что они живы!

Внутренний голос напомнил, что вообще-то живой Дима отчасти благодаря Юрию Васильевичу, а попал в эти переделки по невезению и собственной дурости. Легче от этих мыслей не стало. И так не выспался, испереживался, коленку зашиб и на голове шишка, а тут ещё лежи и терпи эту адскую боль!

Дима снова всхлипнул и ругнулся на себя: нечего расклеиваться! Но двадцать раз!..

- З-зачем столько, я же уже понял? - не очень разборчиво спросил Соловей, так и не выпустив из зубов то, что помогало не орать на всё помещение. Вышло жалобно и Диме это не понравилось, но собраться было так сложно!

[Юрий Васильевич]

- З-зачем столько, я же уже понял? - не очень разборчиво спросил Соловей, так и не выпустив из зубов то, что помогало не орать на всё помещение. Вышло жалобно и Диме это не понравилось, но собраться было так сложно!

Тот же вопрос мог бы прозвучать дерзко, но в этот раз он скорее был похож на отчаянную надежду, просьбу о помиловании, но увы... Я и так был необычайно добр и сговорчив сегодня.

- Я думал, что ты и до наказания всё понял, - прут я пока опустил, предварительно осмотрев. Менять его было не нужно, он выглядел вполне себе бодро. - Но наказания это не отменяет, так что придётся терпеть до конца.

[Дима Соловьев]

Дима снова шмыгнул носом. Понял, конечно. Но бооооольно же!
Сделав пару быстрых вдохов и выдохов, Соловей уткнулся лбом в изгиб локтя. Двадцать раз ещё! Он потом встанет вообще?

Дима постарался приободриться. Половину он выдержал, значит, ещё столько же и свободен. И он молодец! До сих пор ни криков, ни...ну,слез тоже особо не видно, так что он ух, кремень! Только эспандер во рту уже противно держать, и мешает, и резиной пахнет, и слюни дурацкие лезут, фу.

Дима поспешно сглотнул. Давай, Соловей, если подумать, это ж не так и много. Да? Как бы себя обмануть, уговорить и пролежать спокойно до конца? Вот хотя б как сейчас, чтоб не орать, не уворачиваться, не закрываться. Дима перехватил край лавки поудобнее.

Зад саднил и горел и был не согласен с тем, что осталось совсем немного.

[Юрий Васильевич]

Я выждал ещё пару минут, давая Диме время передохнуть и настроиться на продолжение наказания, после чего встал с другой стороны, для симметричной картинки и равномерного покрытия воспитуемого места и снова взмахнул прутом:

- Вжик!... - неприятный свист напомнил о продолжении ещё до того, как попа отозвалась болью. - Вжик!... Вжик!... Вжик!...

Теперь кончик прута ложился на другую половинку, заполняя красными полосками ещё нетронутые ранее места.

[Дима Соловьев]

Кричать, держа в зубах эспандер, оказалось жутко неудобно. У Димы аж челюсть свело от напряжения. А удары розги падали словно капли раскаленного олова.

Мальчишка дергался всем телом, но неумолимый прут каждый раз находил и прижигал новый участок тела. На четвёртом Дима не выдержал: рука метнулась накрыть горящие полоски. Зажмурившись, Дима мычал, буквально вгрызаясь в эспандер. В уголках глаз скопилось слезы, но он уже и не думал о том, как выглядит.

[Юрий Васильевич]

Я молча ждал пока Дима уберёт руку. Что ему сказать? Что осталось немного? Но это неправда. Ещё много. Так что ему придётся приложить всю свою волю, чтобы справиться и пока я дал ему на это время, не подгоняя, хотя долго ждать я сейчас был не готов, иначе наказание растянется ещё чёрт знает на сколько времени.

[Дима Соловьев]

Дима шумно дышал, пережидая приступ острой боли. Ему казалось, что сзади все исчеркано до кровавых полос, и он даже удивился, не почувствовав влаги под ладонью. Но эта мысль мелькнула и исчезла.

Дима чувствовал, что Юрий Васильевич стоит над ним и ждёт. Мальчик понимал, что ему и так пошли на уступки, что нужно убрать руки. Но это все было где-то там, далеко, за туманом саднящей боли.

Соловей потёр полосы, тщась утишить жар. Но боль никак не утихала. А главное - он знал, что стоит убрать руку и прилетят новые удары. Дима не мог набраться сил, чтобы вернуться в нужное положение. Не мог - и всё тут.

[Юрий Васильевич]

Конечно я не мог знать точно, что происходит в голове у мальчишки, но похоже он никак не мог заставить себя подставить зад для дальнейшего наказания, даже понимая, что вариантов нет.

- Дима, я жду, - я постоял ещё немного, не по рукам же лупить. - Могу привязать, чтобы было проще, - вряд ли он согласится, дети боялись этого как огня, боясь потерять последнюю частичку хоть какой-то свободы.

[Дима Соловьев]

Дима сжался.
- Н-не надо, - хрипловато попросил он.
Судорожно вздохнул и с трудом заставил себя вновь взяться за край лавки. Сейчас снова начнётся! Как бы он не понял всю глубину вины, ничто не спасёт.

Дима всхлипнул. Сил держаться за лавку как следует уже не было. Мальчик устал.

[Юрий Васильевич]

Я видел, как тяжело Диме далось это казалось бы простое действие. Подумаешь - руки убрать, а вот оно как бывает.

- Вжик! - прут снова просвистел в воздухе, добавляя юному страдальцу новую порцию боли. Однако, не успел я сделать следующий замах, как заметил руки опять на попе. Что ж... видимо терпелка кончилась.

Я отошёл к шкафчику и вернулся с липучками.

- Давай руки.

[Дима Соловьев]

- Не надо! - повторил Дима быстро. Вышло неразборчиво, и он замотал головой, чтобы физрук понял его наверняка.
Мальчишка взялся за скамейку, тяжко вздохнул. Вот она, цена свободы!

[Юрий Васильевич]

- Не надо! - повторил Дима быстро.

- Надо, Дима, надо...

Я скорее догадался, что имел ввиду Дима, чем понял. Наверное мне сейчас его было жалко, но я понимал, что он не сможет удержаться и будет совать руки после каждого удара, а столько времени я на это тратить был не готов, да и не наказание это уже.

Сложив Димины руки вместе, я обернул их липучкой, проверил, что не перетянул слишком сильно, но и расстегнуть шансов нет, после чего подождал, пока он устроится в немного изменённом положении.

[Дима Соловьев]

Дима отдернул было руки, но было поздно: Юрий Васильевич уже стянул их липучкой. Решительно, сегодня был не Димин день.

Мальчишка вдруг вспомнил эпизод из "Неуловимых мстителей", увиденных у бабушки: у главного героя Даньки так же стянуты руки, а над ним стоит усатый дядька с плетью.

Диме стало так жалко себя, что слезы на вернулись на глаза. Всхлипнув, он уткнулся носом в руку. Зад и так пекло очень сильно, а сейчас, когда он совсем беспомощен, все продолжится!

[Юрий Васильевич]

Впереди было ещё 15 раз, а Дима как-будто уже сдался и решил не терпеть. Хотя, я допускал, что сказывалась усталость и нервное перенапряжение...

- Вжик!...

Руками теперь прикрыться будет нельзя, но и силы на то, чтобы удержать руки на месте, тоже тратить не нужно.

- Вжик!...

Это только со стороны кажется, что на это силы не нужны, а на самом деле, это ой как сложно.

- Вжик!...

[Дима Соловьев]

Руки все равно дергались. Конечно, теперь Дима не мог отвести их назад, но и за край лавки было не ухватиться.

Первый удар новой серии заставил вздрогнуть и замычать. На втором Дима дёрнулся. Челюсть начала болеть от напряжения, но намного сильнее болело другое место, которое нещадно полосовал физрук.

Третий удар выбил крик. Вскинув голову, Дима выпустил, наконец, боль в хриплом "ааа!". Зад жгло огнём, мальчику казалось, что полосы пересекаются и кровоточат.

Эспандер с глухим стуком упал на пол. Дима не сразу это осознал, безотчетно сжимая и разжимая пальцы.