И пожнем, и засеем, и вспашем

[Юлия Викторовна]

– Ну, не прятаться же теперь от него, - вслух закончил Данька свои размышления. – Ну, поорет да перестанет... да же? - Данька посмотрел на маму, ожидая подтверждения, что он всё же не погибнет от рук колхозного механизатора.

- Надеюсь, - я специально ответила так неопределённо, потому что очень не хотела даже "поорёт". Пусть лучше некоторое время не видит сына.

- Ну, всёёёёёёё, - Данька потерся лбом о мамино плечо, что означало высшую степень раскаяния. – Ну, не ругай меня ужеее! Я не невинная! Но меня надо пожалеть! – он жалобно шмыгнул носом. – Ты или ругай, или лупи! А всё вместе нельзя! Ну… - Данька поднял на маму жалобно-хитрые глаза. – Ты меня будешь жалеть или нет! – он нахмурился.

- Думаешь стоит? - серьёзный взгляд вдруг сменился тёплым и мягким и я притянула сына к себе. - Ой, чудушко, ну вот угораздит же тебя вечно, - на выговор это уже было не похоже, в голосе и правда появились нотки сочувствия. - Натворишь делов, а потом бедной попке расплачиваться за тебя, - может этого и не стоило говорить, потому что вполне в Данькиной манере было опять сесть на любимый конёк, что и пороть его не надо было, но я понадеялась на то, что он сделал всё же выводы.

[Данька]

- Думаешь стоит? - серьёзный взгляд вдруг сменился тёплым и мягким и я притянула сына к себе.

- Ну, конечно, стоит!!! - мамины глаза наконец-то потеплели, и Данька дал себя обнять. – Я же хороооооооший… Вооот… так-то лучше, - замурлыкал довольный Данька, покрепче прижимаясь к маме. – А то ругаешь-ругаааешь бедного ребенка…

- Ой, чудушко, ну вот угораздит же тебя вечно. Натворишь делов, а потом бедной попке расплачиваться за тебя.

Уютно устроившемуся в маминых объятиях Даньке не хотелось возмущаться.

- Бедный я бедный, - вяло протянул Данька. – Всё болит… - вопреки обыкновению, он не жаловался – он просто констатировал факт... - Пошли домой, а?

Сидеть на лавке было всё-таки больно… Данька заерзал и начал было подниматься... Когда он уже почти встал на ноги, в голову пришла мысль, от которой ноги мгновенно стали ватными. ПАПА! В Данькиных глазах мелькнул ужас. Нет, «добавки» он не боялся - за это можно было не волноваться. Но УГОВОР! Они же заключили сделку!

Данька опустился обратно на лавку, даже не заметив, как болезненно кольнуло в выпоротой попе. С минуту Данька тупо глядел в пол, не зная, что сказать. И КАК сказать! Он еще ни разу не ПРОСИЛ маму не рассказывать папе. Он мог спросить, расскажет ли она, и порадоваться, если мама предложит сделать это их «маленьким секретом». Но обычно это касалось каких-то мелких проступков, а тут... От обиды захотелось плакать. Только сейчас Данька понял, а точнее вспомнил, чего ему будет стоить эта выходка с трактором! Но, может, получится как-то...

- Мам, - Данька внимательно смотрел на стыки досок на полу. Голос был совершенно бесцветный и начисто лишенный любых эмоций. - А ты папе расскажешь? – Данька очень старался, чтобы голос не дрожал.

[Юлия Викторовна]

- Бедный я бедный, - вяло протянул Данька. – Всё болит… - вопреки обыкновению, он не жаловался – он просто констатировал факт... - Пошли домой, а?

- Пошли, - я поглядела на сбившееся покрывало и подумала о том, что теперь долго глядя на эту лавку буду вспоминать как Данька на ней крутился. Надо было ещё тут немного прибраться, но я даже встать не успела, потому что сын вдруг замер на месте и похоже передумал куда-то идти.

Я внимательно наблюдала за сыном, на его лице была полнейшая растерянность и мне даже показалось страх. Не сразу я поняла, что случилось, но всё же догадалась о чём, а точнее о ком вспомнил Данька.

- Мам, - Данька внимательно смотрел на стыки досок на полу. Голос был совершенно бесцветный и начисто лишенный любых эмоций. - А ты папе расскажешь? – Данька очень старался, чтобы голос не дрожал.

Сердце болезненно сжалось, я ведь знала о договоре и догадывалась какие мысли сейчас бродят в Данькиной головке, но увы, ничем помочь не могла.

- Дань... - пауза затягивалась, мне надо было подобрать нужные слова, - я не могу не сказать ему, - сын смотрел в пол, а я смотрела на его лицо, пытаясь понять как он воспринял мой ответ.

[Данька]

Данька от маминых слов погрустнел еще больше. Высохшие уже слёзы снова навернулись на глаза. Он, в общем, другого ответа и не ожидал. О серьезных проступках мама всегда папе рассказывала. Зачастую это было еще худшим наказанием. Ждать папу, видеть разочарование в его глазах... да и нагоняй от папы получать тоже мало приятного.

Но сегодня на кону стоял не просто нагоняй! Знает ли мама об их с папой уговоре, он не знал. Но объяснять маме «мужские дела» в его планы не входило. Сегодня решалось, будет ли сегодняшняя порка последней!!! Данька отдал бы всё на свете – даже жизнь – лишь бы вернуть время на пару часов назад!!! Еще ни разу он так сильно не жалел о содеянном. И еще ни разу не говорил то, что собирался сказать:

- Мам, - голос звенел слезами, - не рассказывай папе... - Данька поднял на маму влажные глаза. – Один разок… мам… пожалуйста, а?

[Юлия Викторовна]

- Мам, - голос звенел слезами, - не рассказывай папе... - Данька поднял на маму влажные глаза. – Один разок… мам… пожалуйста, а?

Это было нечто небывалое, никогда ещё Данька не просил у меня такого. Конечно я понимала что это не просто просьба и просить тяжело, но не всё зависело от меня.

- Дань, я знаю как для тебя это важно, знаю. Но... - я тщательно подбирала слова, - подумай сам - вся деревня в курсе, вся, - я голосом выделила это слово, - новости тут распространяются мгновенно, и не я, так добрые соседи расскажут. - Я тяжко вздохнула и предложила: - Может ты сам?

[Данька]

Данька осторожно выдохнул - чтобы не всхлипнуть. Реветь хотелось просто ужасно. Может рассказать маме про уговор... Не… стрёмно… Рассказать папе самому... Фраза "Отец меня убьёт" имела для Даньки совершенно особое значение, мало общего имевшее с обычным ремнем и наказаниями. Куда страшнее было в очередной раз папу подвести и нарушить предложенный самим же Данькой уговор.

- Мам, ну, может... может, домой уедем, а? – Данька отчаянно хватался за соломинки. – Он тогда сюда не приедет… и никто не расскажет... а? - Данька с надеждой посмотрел на маму. И отвел взгляд – на такое великое враньё они ОБА не пойдут. Ведь папе придется объяснять, чего они вдруг сорвались. Данька глубоко вздохнул. - Мам, чё мне делать, а? Мы с папой... договорились, что я… - он понял, что проболтался и, слегка покраснев, замолчал.

[Юлия Викторовна]

Я взгляд не отводила, но сын долго сам не выдержал. Я видела как ему стыдно и мучительно жалко, что всё так вышло. Но, к сожалению, сделанного не вернёшь.

- Дань, ты же сам всё понимаешь, - что тут было ещё говорить. - Папу мы обманывать не будем. Одно дело когда я ему иногда не всё говорю, и совсем другое, если я буду изворачиваться, выдумывая причину отъезда. Так что... придётся тебе ему всё рассказать.

На сына было больно смотреть, так он переживал, видимо птался придумать достойный выход из положения, но лучше бы он думал перед тем как что-то сделать, чем когда приходится разгребать последствия.

- Я знаю о вашем договоре, - я погладила Даньку по руке, - но это ничего не меняет, рассказывать всё равно придётся. Стыдно, трудно, страшно, но надо.

[Данька]

- Дань, ты же сам всё понимаешь. Папу мы обманывать не будем. Одно дело когда я ему иногда не всё говорю, и совсем другое, если я буду изворачиваться, выдумывая причину отъезда. Так что... придётся тебе ему всё рассказать.

Данька сложил вместе ладошки и сжал их хронически исцарапанными коленками. Он глядел прямо перед собой и вполуха слушал маму. Конечно, рассказать придётся. И всё! Привет теперь договору. Да ладно договору... он же САМ обещал папе больше не косячить! САМ доказывал, что уже большой и может сам думать головой! БЛИН! В Данькиной голове пронеслось еще несколько менее цензурных восклицаний в свой адрес.

- Он меня убьёт! - едва сдерживая слёзы, выдохнул Данька.

- Я знаю о вашем договоре, но это ничего не меняет, рассказывать всё равно придётся. Стыдно, трудно, страшно, но надо.

Даньку подбросило на лавке. Он вскинул голову и ошарашенно уставился на маму. На секунду он лишился дара речи. Он быстро сморгнул слезинки и наконец снова обрел способность говорить:

- ТЫ ЗНАЕШЬ!? – Данька был сражен наповал.

[Юлия Викторовна]

- Он меня убьёт! - едва сдерживая слёзы, выдохнул Данька.

- Ну, это ты конечно загибаешь, - покачала я головой, - но приятного папа тебе по этому поводу явно ничего не скажет, - Данька чуть не плакал, и одна половина моего сердца рвалась от жалости, зато вторая подсказывала, что он сам виноват во всём.

Даньку подбросило на лавке. Он вскинул голову и ошарашенно уставился на маму. На секунду он лишился дара речи. Он быстро сморгнул слезинки и наконец снова обрел способность говорить:

- ТЫ ЗНАЕШЬ!? – Данька был сражен наповал.

- Ты чего это так удивлён? - пожалуй моё удивление было не меньшим. - Было бы странно, если бы я об этом не знала, не находишь? - муж всегда делился со мной своими переживаниями, а уж что касается Даньки, так и разговоров не было - всё расскажет и объяснит.

[Данька]

- Ну, это ты конечно загибаешь, но приятного папа тебе по этому поводу явно ничего не скажет.

Данька уныло покивал. Для него это в принципе было одно и то же. Увидеть папино разочарованное лицо, услышать от него жесткие слова, бьющие куда больнее даже той самой палки…

- Ты чего это так удивлён? Было бы странно, если бы я об этом не знала, не находишь?

Данька торопливо вытер глаза тыльной стороной ладошек и еще раз моргнул. Теперь он выглядел еще большим идиотом. Мало того, что заключил с папой такой «договор» и провалил его. Так еще и думал, что папа маме не расскажет. Да когда такое было-то!

- Я думал... ты не знаешь, - Данька покраснел еще больше, отвел глаза и шмыгнул носом. Теперь, когда он убедился, что мама знает, можно было поговорить более откровенно.

– Маам, - Данька снова съежился на лавке и сжал руки между колен. Он схватился за САМУЮ последнюю соломинку. – А трактор – это крупный косяк?

[Юлия Викторовна]

- Я думал... ты не знаешь, - Данька покраснел еще больше, отвел глаза и шмыгнул носом. Теперь, когда он убедился, что мама знает, можно было поговорить более откровенно.

Надо сказать, меня несколько смущала такая Данькина реакция, потому что никто никогда не скрывал от него, что мы с Олегом секретов друг от друга не делаем, за редким исключением, когда я могла умолчать о чём-то несущественном, как и он видимо.

– Маам, - Данька снова съежился на лавке и сжал руки между колен. Он схватился за САМУЮ последнюю соломинку. – А трактор – это крупный косяк?

- Не хочу тебя расстраивать ещё сильнее, но... - собственно думать тут было нечего, потому что Олег это воспримет так же как я, по крайней мере по степени глупости и опасности поступка, - но косяк не просто крупный, а очень крупный, - добавить было нечего.

[Данька]

- Не хочу тебя расстраивать ещё сильнее, но...

Данька успел погрустнеть еще больше... это мамино «но» всё ему объяснило.

- но косяк не просто крупный, а очень крупный.

Данька повесил голову и шмыгнул носом. Ну, что тут скажешь. Дело - труба! Данька чуть наклонился в сторону и положил голову маме на плечо.

- Тогда мне точно хана, - резюмировал он.

Помолчав, Данька вспомнил о том, с чего, собственно, всё началось.

- Маам, а мы клумбу-то сделаем? Ну, чтоб как эмблема была?

[Юлия Викторовна]

- Тогда мне точно хана, - резюмировал он.

- Не вешай нос, - мне хотелось хоть немного поддержать сына, потому что косяки-косяками, но ходить до выходных в такм виде не хватит никакой нервной системы, а Олег раньше не приедет.

Помолчав, Данька вспомнил о том, с чего, собственно, всё началось.

- Маам, а мы клумбу-то сделаем? Ну, чтоб как эмблема была?

- Будем конечно, - попыталась улыбнуться я, - а то столько услий и всё зря что ли? Только, - я подумала про Данькину выпоротую попу, - не сегодня уже наверное.

[Данька]

- Не вешай нос.

- Ага, лучше целиком повеситься, – грустно проворчал Данька. – Знаешь, как он ругать будет...

- Будем конечно, а то столько услий и всё зря что ли? Только не сегодня уже наверное.

- А чё? - Данька было возмутился, но, быстро сообразив, «а чё», зарделся и смущенно отвел глаза. Спасаясь от смущения, он тут же заворчал: – Набьют детей, потом даже клумбу сделать невозможно... А вдруг я бы был знаменитый… - Данька понял, что не знает, как называется специалист по деланию клумб, - клумбодел! – слово родилось само. - А теперь вот не буду! - он обиженно засопел.