Кони привередливые

[Данька]

Приступ смелости прочистил Даньке мозги. А Данькины мозги лучше всего работали в двух направлениях – изобретение неприятностей для собственной попы и вытаскивание ее из этих самых неприятностей. Пока папа говорил, Данька думал. Он шмыгнул носом и быстро вытер глаза тыльной стороной ладошек. Надо было начать с чего-то важного.

- Я не хам, – Данька старался подражать папе и оставаться спокойным. Этот вопрос надо было прояснить сразу. - И не малолетний, - в этом вопросе тоже была важна принципиальность. В подтверждении серьезности намерений Данька еще раз решительно шмыгнул носом. – Я не хотел ее обижать, – дальше аргументы закончились. Нужно было импровизировать, а этого Данька пока не умел. – Я же не виноват, что я пока не образованный... Я может выучусь и буду еще образованнее. И я извинился, - поспешил добавить он. Больше сказать было нечего. Смелость кончилась, аргументы тоже. Данька снова повесил голову и пробормотал. - И я всё и так понимаю... без... наказаний, - еле слышно закончил Данька.

[Олег Макарович]

- То есть понимаешь, но все равно делаешь так, как нельзя? - Невольно склонил голову к плечу папа. Впору бы улыбнуться, но что-то не хотелось.

- Данила, мне было ОЧЕНЬ стыдно. Просто ужасно. За тебя. И за себя - твоего отца. Вместо того, чтобы сказать спасибо человеку, вправившему тебе вывих, что не так просто между прочим, ты орал, как невоспитанный дошкольник. Это малышу простительна такая позорная истерика, да и то только до тех пор, пока он СОВСЕМ маленький и ничего не понимает. И знаешь что... - Папа сделал паузу и продолжил. - Я предоставлю тебе возможность почувствовать что-то похожее. Если ты ведешь себя как малыш, то я и буду соответственно с тобой обращаться. Сейчас ты пойдешь и встанешь в угол. Так и быть, прямо тут, в твоей комнате, хотя надо бы в холле. Встанешь и подумаешь вот над чем. Чего ты добился своими хамскими воплями? Врач тебя испугалась, зауважала и позволила тренироваться прямо завтра? Или решила, что ты всего лишь невоспитанный мальчишка, которому родители так и не сумели объяснить, что грубостью и воплями он ничего не получит? Подумай, чего ты добился своей истерикой. Иди, постой. А потом продолжим разговор. - Папа указал рукой на угол возле шкафа.

[Данька]

Данька сидел повесив голову и упрямо глядя перед собой. Что-то в этот раз было не так. Даньке было страшно и как-то не по себе. Обычно от папиных "пистонов" было просто страшно. Данька всегда был согласен с папиными наказаниями. Это не мешало ему пытаться их избежать и уговорить папу его не наказывать. Но обиды никогда не было. Заработал – получил. Но сегодня Данька был с папой НЕ СОГЛАСЕН! Вот категорически! Ну, никак в его голове не укладывалось, почему он не прав! И от этого где-то в глубине росла обида. Первый раз в жизни Данька обижался на папу за предстоящее наказание.

- Сейчас ты пойдешь и встанешь в угол. Так и быть, прямо тут, в твоей комнате, хотя надо бы в холле. Встанешь и подумаешь вот над чем. Чего ты добился своими хамскими воплями? Врач тебя испугалась, зауважала и позволила тренироваться прямо завтра? Или решила, что ты всего лишь невоспитанный мальчишка, которому родители так и не сумели объяснить, что грубостью и воплями он ничего не получит? Подумай, чего ты добился своей истерикой. Иди, постой. А потом продолжим разговор.

Данька удивленно посмотрел на папу. Последний раз он стоял в углу лет семь назад. Тогда не в меру расшалившегося Даньку поставили в угол "остыть" минуты на три. Данька встал и прихрамывая двинулся в угол. Ну, и как в нем стоять? Данька остановился в углу, вздохнул и устало уперся головой между двух пересекающихся стен.

Папины шаги вышли из комнаты и затихли в коридоре. Стоять в углу было скучно и непривычно. Но совершенно не стыдно. Данька задумался. Ну, что за нафиг! Уже б отлупил бы и всё бы кончилось. А то – в угол, потом еще "продолжил разговор... Тоскаааааааа. Не надо было на врачиху орать, грустно подумал Данька. Всё равно ведь теперь не пустят. Да еще и выдерут из-за коровы этой старой! Не, нельзя так про нее. Она правда старше... и тетенька... в смысле женщина. Ооооооооооох. Коза она! Блин, сколько тут стоять еще. Папка даже не сказал. Заныли уставшие после тренировки спина и плечи, заболела успокоившаяся было нога. А если папка вообще до вечера не придет, с ужасом подумал Данька, вспоминая рассказы друзей про "три часа в углу". Нееееееееет, лучше уж ремень! Нет, лучше вообще ничего... Может угол и всё? Данька стал ждать папу уже с надеждой...

[Олег Макарович]

Папа дал Даньке поразмышлять минут десять. Дольше решил нецелесообразно.

Поэтому он встал в приоткрытой двери, оперевшись плечом на косяк и спросил сына:

- Ну и что надумал? Только честно.

[Данька]

Прошло примерно лет пятьсот, прежде чем Данька услышал знакомые шаги в коридоре. Данька набычился. Он приготовился к очередной атаке на его "честь и достоинство". Но у папы были другие планы.

- Ну и что надумал? Только честно.

Это "только честно" Даньку совершенно обезоружило. Он готовился к войне, а вышло... Данька хотел повернуться к папе, но не знал, можно ли. А вдруг "повернет" обратно – будет еще стыднее. Поэтому Данька так и остался стоять носом в угол. Он вздохнул. Говорить всё, что надумалось – этт блин так быстро не скаааажешь. Данька пытался быстро сообразить, что бы сказать.

- Ну... – красноречиво начал он. – Я не хотел на нее кричать, – буркнул Данька себе под нос. Потом в нем опять заговорила незнакомая обида. Ну, почему его никто не понимает! Он ведь не просто так накричал на старую кошелку! – Так нечестно! – Данька не поднимая головы, повернул лицо к папе. – Я всё правильно рассердился... потому что щас всё пройдёт, и я могу кататься! А если я две недели не буду кататься... - Данька всхлипнул. Откуда взялись слёзы! Как не вовремя, – меня вообще выгонят. - И что тогда!? – Данька к месту вспомнил услышанный взрослый разговор. - В подворотню, да? - обиженно хлюпнул он и отвернулся. Еще не хватало реветь тут!

[Олег Макарович]

- Данила-Данила... - Папа вздохнул. - Ты даже сейчас еще хромаешь. У тебя был серьезный вывих. Растянуты связки. Если сейчас не поберечься, вывих может стать привычным, ты знаешь что это такое? Это когда в любой момент, стоит чуть-чуть не так поставить ногу, и лодыжка снова вывихнется из сустава. Даже просто при хотьбе, о тренировках и говорить нечего. Это тебе попыталась объяснить врач, когда ты на нее кричал. Это ее работа, ее обязанность, а не личная прихоть - запрещать тебе тренироваться просто из вредности. Ты сам это прекрасно знаешь, просто сейчас не хочешь об этом думать.

Олег вошел в комнату и снова сел, теперь на Данькину кровать. - Выходи уже из угла. Неудобно с твоим затылком разговаривать. - Он дождался, пока можно было видеть Данькино лицо.

- Данила, пойми. Безобразна не твоя попытка поспорить, а то, каким тоном и какими словами ты это делаешь. Я тебе тысячу раз объяснял, что крик и грубость - это не аргумент в споре. Ты НИЧЕГО кроме неприятностей не добьешься этим. Говорил? Говорил. Я был неправ?

[Данька]

Данька стоял насупившись в углу и слушал папу. Понавыдумывали тут... привычных вывихов! Врачихе Данька бы, конечно, не поверил. Но папа никогда не врал и не врет. Да, ясен пень, что надо отдохнуть и дома посидеть. Но НЕ ДВЕ ЖЕ НЕДЕЛИ! Да и на врачиху он не так уж и кричал. Подумаешь, какая цаца. Данька снова засопел. Когда стоишь носом в углу, диспута не получается.

- Выходи уже из угла. Неудобно с твоим затылком разговаривать.

- Сам поставил, теперь "неудобно", - обиженно буркнул Данька. Сначала он вообще хотел не поворачиваться. Поставил – пусть теперь разговаривает как хочет. Однако постояв не поворачиваясь секунд двадцать, он понял, что выглядит глупо. Он нехотя повернулся, ровно вокруг своей оси, не сделав ни шага к папе, но головы не поднял. Он уставился в пол и ждал продолжения.

- Данила, пойми. Безобразна не твоя попытка поспорить, а то, каким тоном и какими словами ты это делаешь. Я тебе тысячу раз объяснял, что крик и грубость - это не аргумент в споре. Ты НИЧЕГО кроме неприятностей не добьешься этим. Говорил? Говорил. Я был неправ?

Данька упрямо рассматривал рисунок на носках. Конечно, папа говорил. Но насчет прав... Вообще-то, творцом неприятностей для Даньки был он. Вот разрешил бы не слушаться врачиху, и не было бы никаких неприятностей. Данька собрался с духом и перешел в слабое наступление. Он поднял на папу глаза, полные ужаса от собственной храбрости. Спорить с папой во время таких разговоров он еще ни разу не решался.

- Ну и что! – начало уже стало традиционным. – Почему сразу неприятности! Ты же сам всегда говоришь, что врачи вечно пере... – Данька запнулся - слово было длинное, - это... перестраховываются. Может, она тоже... перестраховывается! И что я теперь из-за нее вообще играть не должен! Паап, - наступление плавно перешло в полную капитуляцию. В эту минуту Данька абсолютно точно понял, что неправ. Он снова опустил голову и хлюпнул носом. Ладошки быстро прошлись по глазам, вытирая мерзкие предательские слезинки. Просить пощады страшно не хотелось. Но "получать" хотелось еще меньше. Данька выбрал самый "достойный" способ. Он исподлобья виновато глянул на папу. – Пап, не надо... неприятности...

[Олег Макарович]

Олег обхватил пальцами подбородок, с сомнением гладя на Данькину, всем своим видом демонстрирующую упрямство, спину. Нда. Будем думать дальше. Сынуля повернулся и теперь демонстрировал протест молниями из глаз.

- Ну и что! – начало уже стало традиционным. – Почему сразу неприятности! Ты же сам всегда говоришь, что врачи вечно пере... – Данька запнулся - слово было длинное, - это... перестраховываются. Может, она тоже... перестраховывается! И что я теперь из-за нее вообще играть не должен! Паап, Пап, не надо... неприятности...

Олег вздохнул. - Ты думаешь я сам всю жизнь мечтал о неприятностях? Ты сам их себе устраиваешь. Но раз ты еще не понимаешь, я попробую объяснить понятнее. Вот смотри...Борисыч в спорте разбирается? Надеюсь, с этим ты согласен. И наверное он не первый раз сталкивается с травмами. Если он не стал протестовать, когда врач велела тебе две недели отдохнуть, значит он с ней согласен. Это насчет перестраховки. Пойдем дальше. Как ты думаешь, если бы ты так на Борисыча попробовал поорать, что было бы? Вот то-то же. А на женщину, чью-то маму, которая тебе тем же ответить не может, можно так орать? Тебе не кажется, что это самое малое...некрасиво и не по мужски? Если бы нашей маме так нахамил какой-то балбес, что бы ты сделал? Пусть бы он сто раз считал себя правым, и поэтому орал на нее и грубил, что бы ты ему сказал?

[Данька]

Данька уже даже не поднимал на папу глаз. Чего тут еще говорить. На тетку он, конечно, зря наорал, хоть она и дура. От напоминания о МихалБорисыче Даньку аж передернуло. Даааа, попробуй с ним так поговорить. Лететь будешь доооолго! Вообще-то никто еще и не пробовал. И Данька уж точно первым не будет! Жить еще охота. Но когда первый ужас от такой перспективы прошел, Даньке вдруг стало жутко стыдно. Вот блин! Папка ведь прав - он бы никогда не осмелился так орать на тренера. Или на папу. Просто потому, что они дадут такой сдачи... мало не покажется. А тетенька и правда уже старенькая. Данька всхлипнул. Он пережил страх перед папой почти без слез, но испытания угрызениями совести не выдержал. По щекам потекли уже нешуточные слезы.

- Если бы нашей маме так нахамил какой-то балбес, что бы ты сделал? Пусть бы он сто раз считал себя правым, и поэтому орал на нее и грубил, что бы ты ему сказал?

Данька резко поднял голову. На этот вопрос он знал точный ответ.

- Ничего! – почти выкрикнул он, воинственно шмыгая носом. – Убил бы нафиг! – он тут же снова поник – ведь кто-то теперь имеет право "убить" его самого. Вся Данькины взрослость и уверенность в себе испарилась без следа. Данька снова стал таким же каким был утром - всё еще маленьким, хоть и рослым мальчишкой. – Пап, я больше не буду ей грубить... И я прощения попрошу, - он искренне раскаялся. Теперь надо было срочно спасать свою самую ответственную часть тела. – Папк, - Данька сделал маааленький шажок к папе и осторожно посмотрел на него. – Ты всё равно меня накажешь? Я всё понял. Честно!

[Олег Макарович]

Олег наконец вздохнул с облегчением. То, что Данька понял, в чем именно виноват и что он именно ВИНОВАТ, сделало дальнейшее не лишенным смысла.

- Папк, - Данька сделал маааленький шажок к папе и осторожно посмотрел на него. – Ты всё равно меня накажешь? Я всё понял. Честно!

Все остатки злости тут же испарились из папиной души, и ее заполнила пронзительная жалость к своему ребенку. Ну как его наказывать, засранца этого, когда он так смотрит? Олег тяжело вздохнул:

- Данила, пойми. Если бы это случилось в первый раз...если бы тебе уже как минимум тысячу раз не объясняли, не просили, не наказывали...ты ведь каждый раз говоришь: "Папк, я все понял, честно, не надо..." И что? Так что извини, сын, но раз голова твоя эту информацию никак не усваивает, будет усваивать попа. Снимай штаны.

[Данька]

Данька грустно слушал папину отповедь, до последнего надеясь, что в конце всё-таки прозвучит прощение. Однако прощение не прозвучало. Во время предпоследней фразы он уже знал, какой будет последняя. Эта команда, простая и четкая, всегда лишала его любого желания сопротивляться. Было в ней что-то фатальное и необратимое. До этого твердого "снимай штаны" еще можно было что-то объяснять. После нее можно было только одно – снимать штаны. Но рациональное мышление у Даньки уже отключилось. Боясь рассердить папу еще раз - он вроде успокоился маленько - Данька тут же потянулся к пряжке ремня и начал потихоньку вытягивать хвост ремня.

- Паап, ну, не надо, - жалобно попросил Данька. - Я честно завтра перед ней извинюсь еще раз. Пааап. Ну... у меня еще нога болит, - Данька бросил в бой последний резерв.

[Олег Макарович]

Данька, как всегда, бросил в бой последние резервы в надежде избежать наказания. Он и сам прекрасно понимал, что это не поможет, но каждый раз пробовал и надеялся, как все мальчишки в мире начиная с сотворения мира.

- Паап, ну, не надо, - жалобно попросил Данька. - Я честно завтра перед ней извинюсь еще раз. Пааап. Ну... у меня еще нога болит, - Данька бросил в бой последний резерв.

- Конечно извинишься. - Папа кивнул. - И я этому рад, потому что ты извинишься не ради того, чтобы избежать наказания, а потому, что ты умный и честный человек, осознающий свою неправоту и исправляющий ошибки. И я буду тебя за это уважать еще больше, как настоящего мужчину. Но сейчас тебе придется именно как мужчине отвечать за свои поступки. - Папа вынул из кармана ременную "улитку" и развернул ее, положив на кровать рядом с собой.

[Данька]

Данька продолжал очень медленно "снимать штаны". Он вытянул хвост ремня. Дрожащие - черт бы их побрал - пальцы начали расстегивать пряжку. Данька пытался сообразить, чем же папа его накажет. "Палку" папа не принес – уже легче. За ремнем в шкаф не отправил. И сам не полез. В угол поставил... В голове у Даньки взорвалась надежда. Может, если он себя вел, как маленький, то папа и нашлепает, как маленького. Данька все еще помнил, как приходилось укладываться папе на колени. Как ему тогда было больно. И казалось, что страшнее и больнее щетки ничего на свете нет! Эх, щас бы так, как тогда...

Данька слушал папу вполуха. Он на секунду загордился "настоящим мужчиной", однако уже через секунду "настоящий мужчина" снова задумался о том, что "настоящие мужчины" по попе не получают. Эту мысль он тут же и озвучил.

- Агааа, - проныл Данька. Он проследил за папиной рукой и продолжил. – Настоящие мужчины разве получают... – Данькины глаза расширились от ужаса. Он увидел, что папа положил, – реем..нём, - Данька глядел на новый "инструмент". Вроде ремень... кожаный... а где пряжка... после истории с "палкой" Данька ничего хорошего от новых "инструментов" не ждал. Если новый, значит ТОЧНО лупит сильнее старого. Данька перевел полные ужаса глаза с ремня на папу. Он открыл рот, но слова застряли в горле...

[Олег Макарович]

Папа всегда внимательно наблюдал за Данькиной реакцией. И конечно ему вовсе не нравилось видеть страх в глазах сына...но куда деваться-то.

- Данила, заслужил - получи. Именно так поступают настоящие мужчины, и поверь мне, ремень - это далеко не самое страшное. - Папа имел в виду самые различные жизненные ситуации, но тут же подумал, что Данька сейчас скорее всего воспримет это "не самое страшное" с чисто утилитарной точки зрения - насколько то или иное орудие страшно для его повинной попы. Ну ладно, тут уж ничего не поделаешь.

- Давай не будем тянуть время. Снимай штаны быстрее и иди сюда. - Папа похлопал себя по колену.

[Данька]

У Даньки в глазах мелькнула тревога. Фига себе не самое страшное! Данька сглотнул. Он хотел было спросить, что может быть страшнее, но решил не напоминать папе про "палку". Вот тут он папе верил – ремень ТОЧНО не самое страшное. Хотя... что это вообще за фиговина!!! Как только Данька начал рассматривать ремень и "примерять" его к своей попе, процесс раздевания пошел быстрее. Он просто перешел в автоматический режим. Данька быстро расстегнул пряжку, потом пуговицу на штанах, молнию. И остановился.

- Давай не будем тянуть время. Снимай штаны быстрее и иди сюда.

Папа похлопал себя по колену, чем сильно озадачил Даньку. С одной стороны, этот жест еще несколько лет назад означал только одно - ложись на колени. С другой... неужели папа его и правда через коленку нашлепает, как маленького! Если бы на кровать лег "обычный" Данькин "порольный" ремень, Данька бы сильно возмутился. Но с этим... Дураком Данька не был. Через коленку хорошо не размахнешься. Наааааааааафиг. Сказали через коленку – ляжем!

Данька вставил большие пальцы в штаны и потянул вниз. Стоп! Он остановился. Кое-что надо прояснить.

- Совсем снимать? – с надеждой спросил он.