10 марта, Англия, Рептонская частная школа для мальчиков.

... Вильям Шекспир, величайший поэт Английского Золотого века похоронен под алтарем церкви города Стратфорд-на-Тайне, а на алтаре, согласно его завещанию, начертано послание потомству. Вот оно:

"Друг, ради Господа, не рой
Останков, взятых сей землёй;
Нетронувший блажен в веках,
И проклят — тронувший мой прах." - медленным, торжественным голосом зачитал лектор, профессор Хиггс и закашлявшись, позвонил в потемневший бронзовый колокольчик, вытер широким рукавом красное лицо:

- К следующей лекции настоятельно рекоммендую всем запастись минимум десятью стихотворениями и подготовить к сдаче все задолженности. Все свободны!

Аудитория сразу же взорвалась ликующим гулом голосов, застучала крышкми доисторических парт, зашуршала исчезающими в сумках семиклассников тетрадками и журналами. Шекспир был бесконечно далек этой разношерстной публике, настолько далек, насколько далеки от экватора льды Антарктиды.
Школа жила предвкушением грядущего праздника. А седьмой класс - предвкушением футбола, который тоже праздник. Егор обвел торопливо собиравших пожитки мальчишек рассеяным, восторженным взглядом и вздохнув, последовал примеру большинства - нужно было еще добраться до раздевалки, переодеться и постараться ухватить минутку, чтобы покурить...
Для того, чтобы забросить в сумку (еще один архаизм!) пару ручек, карандаш, тетрадку и записную книжку для "личного" мальчишке потребовалось не больше минуты. Бросив напоследок прощальный взгляд старику-Уиллу, укоризненно взирающему с засиженного мухами портрета на суету и кавадрак XXI века, мальчик кивнул профессору и заторопился к выходу, расталкивая локтями товарищей по несчастью, застрявших на узкой лесенке.
Егор ненавидел литературу с тех пор, как оказался в этой школе - то есть, фактически, с восьми лет. Обучение в английской школе разительно отличалось от такового в школе русской. Все бы ничего, но помимо множества плюсов вроде возможности завести знакомство с будущими коллегами по бизнесу с разных концов света или беспроводного интернета были в элитном английском образовании и свои минусы. Среди которых далеко не последним была необходимость заучивания наизусть множества лишенного смысла материала. Нет, мнемоника - это конечно очень интересно, но в объемах "Войны и мира" она способна свести человека с ума.
Что, по авторитетному мнению Гошки, давно случилось с некоторыми преподавателями, например с тем же старым Хиггсом, который был уверен в том, что поэзия - лучшее направление литературы, и плох тот джентльмен, из которого по окончании школы не сыплются тысячи вирш и крылатых фраз. А наихудшей из бед было то, что с истинно британским упорством профессор Хиггс заставлял не только ямб от хорея отличать, чего не умел бедный Онегин, но и собственноручно писать стихи!
А как их писать, если английский для тебя - неродной? Или если ты даже на родном языке больше двух строк срифмовать не можешь, и то только в том случае, если они неприличные?
В четвертом классе бесжалостный англичанин требовал от учеников по стиху в неделю. Один стих был эквивалентен одному батончику Cadberry. В пятом норма по стихосложению была удвоена, от шестиклассников требовалось пять стихотворений, а седьмой класс был осчастливлен удвоением к предыдущей цифре. И если год назад при помощи бартерных отношений проблема неспособности иных слагать стихи кое-как решалась, то теперь найти среди товарищей по несчастью дурака, готового за возможность до смерти обожраться шоколадом выдать на-гора двадцать или тридцать стихов оказалось архисложно.
Поэтому с самого первого дня первого симместра в классе поэтов образовались два заядлых "прозаика" - сам Егор и тощий и тщедушный потомок графов каких-то-там, субъект на редкость бестолковый. Порку в частных школах Парламент Англии запретил, поэтому пренебрежение мальчишек к литературе наказывалось всего-навсего переписыванием крылатых фраз из Шекспира. Это было нудно и глупо, но зато неуспевая в поэтической науке, Егор невольно выработал замечательный почерк, а количество изведенных во время экзекуций тетрадей неспешно приближалось к полусотне...
Т6м не менее, подросток так и не смог возненавидеть литературу в целом или даже поэзию как частное - Пушкин, Ахматова, Маяковский и Чехов с Достоевским составляли основу его русскоязычной библиотеки. Английская литература же была представлена в основном комиксами. Чего у них еще читать?... Ну разве что Марло. Или тот же Шекспир. Ну и так, по мелочи - Диккенс и "Гарри Поттер"...

...Тайная курилка в старом туалете на втором этаже правого крыла полнилась людьми и слухами - по большей части, неприличными. Из угла в угол неспешно курсировали порножурналы, у окна велась азартная игра на небольшой интерес. Небрежно стрельнув тонкую виргинию у какого-то богатого, но лопухастого четвероклассника, Егор щелкнул зажигалкой и со вкусом затянулся. Послушал про надувные резиновые титьки Анжелины Джоли, полистал журнал, поставил пару пятидесятипенсовиков на одного из игроков, после чего с чувством выполненного долга остановился у собравшихся в кружок "литераторов" - членов Поэтического клуба и со смесью интереса и легкой брезгливости прислушался к их диалогу.
По ходу, речь шла об очередном фильме про героических гробокопателей из клана Лары Крофт, которые на сей раз покусились на прах величайшего поэта Англии. Мстительно ухмыльнувшись, Гошка раздвинул локтями ближайших слушателей:
...Он прямо в храме похоронен, под самым алтарем. Но нарушить его покой не грех - мистер Хиггс говорил, он сам был жуткий богохульник и несколько недель после того, как его захоронили под алтарь, в церкви гасли свечи каждую службу, а ночью раздавались какие-то подозрительные звуки и хохот - загробным голосом вещал высокий и тонкий мальчишка со значком префекта - таким же, как и у самого Егора - на груди.
- А еще говорят, что настоятель церкви во время войны прям во время службы помер! - значительно добавил похожий на Портоса из русского фильма про трех мушкетеров Алекс Красовски. Гошка кивнул - поляк Красовски был ему симпатичен просто потому, что понимал несколько русских слов и не задавался в отличие от мальчишек из Украины, которые учились тут же, но языка Гошкиной родины демонстративно не признавали, несмотря на то, что сами между собой только так и общались.
- Да ну, гонят!
- Мне Тернер сказал, он сам оттуда! - ревниво отозвался поляк, краснея и сжимая кулаки. На него зашипели:
- Тихо ты! Дай послушать! Да, заткнись!
Красовски пожал плечами и удалился, а расказчик продолжил повествование:
- Так вот, ночью, в канун дня всех святых, они пошли в церковь эту, вызывать дух Шекспира... Самое верное и безопасное это как раз - вызывать дух прямо на могиле, тогда он никуда уйти не сможет, особенно если вокруг могилы есть ограда железная или если в склепе вызывают. Они замок в подвале церкви сломали и внутрь прошли через подвал, а вышли в хор. Теккерей пишет, что в подвале они нашли несколько бочек вина, которым причащаются, и напились, как свиньи. Не просто так, а потому, что страшно было! - пожал плечами мальчишка, всем своим видом показывая, что уж он-то ни за что не стал бы бояться какой-то там души, тем более, всего-навсего поэта. Егор хмыкнул и недоверчиво осведомился:
- Теккерею что, нечем было ночью заняться, что ли? Чего его потащило к Шекспиру этому?
Кружок слушателей возмущенно задвигался, а старшеклассник терпеливо и снисходительно объяснил Гошке:
- Он именно так и стал поэтом, ты не понимаешь, что ли?
- Прям раскопал могилу и стал? - прстодушно удивился Егор.
- Он не раскапывал, дубина! Он и Джеймс Орвелл вызывали дух Шекспира! И рассказали, что он прославился на весь мир! А дух им за это сделал по подарку. И Теккерей стал писать стихи, врубаешься? Он на исповеди епископу Линкольну так и сказал. Тот его повелел выдрать и заставил сорок дней подряд слушать службу в церкви, а потом...
- Да ну! - равнодушно пожал плечами мальчишка, загасил окурок об трубу и подвинув сумку на плече отправился переодеваться. Расказчик из незнакомого префекта был хреновый, но идея была классная.. Интересная идея!
Поэтом быть наверняка круто!

...Марка, председателя Литературного клуба, Егор обнаружил в библиотеке - сидя в удобном полукресле, оббитом бледно-зеленым плюшем, тот что-то методично черкал в маленьком черном "молескине" - в точно таком же, какой был у самого Гошки в кармане. Мальчишка улыбнулся:
- День добрый, герцог! Энеиду сочиняешь?
Бледно-зеленый очкарик нехотя оторвался от своего дела, посмотрел на Егора и сказал:
- А, русский! У тебя ко мне какое-то дело?
Ничуть не обескураженый холодностью своего собеседника, Егор заявил:
- У меня дело есть, Мальборо! Серьезное дело.
- Тебе нужно что-то списать, я полагаю? - насмешливо наморщил нос англичанин.
- Нет, хотя от латыни я бы не отказался! - признал Егор - но тут дело намного серьезнее. Я насчет стишков...
- Списать стишки?
- Нет. Я знаю, что ты балуешься ими, стишками. Даже на конкурс стипендии Марло выставлялся! - припомнил Егор, простодушно разглядывая одноклассника.
- Там было нечестное жюри! - сверкнул глазами тот; потомок клана Черчиллей решил, очевидно, что над ним пришли поиздеваться, припомнив неудачу однолетней давности, но Егор вовсе не был намерен издеваться - у него были совершенно другие планы на одноклассника:
- Спокойствие, мой дорогой друг Марк, только спокойствие! Я, конечно же, не откажусь от твоей помощи в борьбе с Хиггсом, но дело в том, что я в скором времени сам планирую стать поэтом. Может быть даже - с мировым именем.
- Гонишь! - усмехнулся Гошкин собеседник.
- Да ничуть! Я открыл самый верный способ обрести поэтический дар и решил, в виде особого расположения к моему верному другу... Поделиться им с тобой! - заявил Егор, внимательно наблюдая за малейшими изменениями выражения лица "жертвы": "Ты в моей власти!"
- Слушай сюда...

...Английский язык, приправленный русскими словечками и непонятными оборотами, напоминавшими, по мнению "англичанки", мисс Флорес, "высокий" английский современников того же самого многострадального Шекспира, был более убедителен, чем фантастический рассказ в туалете. Или Марк Черчилль был более подвержен внушению, чем Гошка. Или, что еще более вероятно, Егора попросту "понесло" - уговаривая председателя литератутного клуба участвовать в своей "сусасшедшей", как он сам полагал, затее Гошка приводил настолько сильные и страстные аргументы в пользу успеха дела, что и сам поверил, поверил в свой мистический сценарий. Во всяком случае, к тому моменту, как твердыня самоуверенности потомка Мальборо пала после планомерной осады, Егор уже всерьез озаботился сборами всего необходимого для предстоящего путешествия в Стаффорд-он-Тайн...

13 марта, Рептонская частная школа для мальчиков. Близится к полуночи.

...Гошка вытянул шею и пристально вгляделся в мерцающий и переливающийся огнями праздник. Юбилей школы - это такое мероприятие, на котором присутствовали буквально все - начиная от выпускников пятидесятилетней давности и заканчивая сопливыми первоклашками. Должен там был быть и он сам - шестиклассник, префект, лучший теннисист школы и по совместительству - редактор школьной газеты. Стоять с идиотской улыбкой у высокого стола, там, где почетные гости - и - опять же, с улыбкой! - помогать старперам какого-нибудь 45 или 38 года выпуска вставать, ходить и вытирать свои обвислые усы после бульона...
Охраны не было - ворота были гостеприимно открыты для приема всех тех, кого когда-либо выпустила из своих стен Рунстаунская школа. Гошка улыбнулся - открывали ворота для того, чтобы старики могли беспрепятственно попасть на закрытую для них в обычные дни территорию, а теперь он сам покидал школу вполне законным путем, а не как вор, выискивая прорехи в высоком заборе или рискуя оказаться на одной из пик, этот забор образующих... Из задумчивости Гошку вывел довольно сильный толчок в бок - подельник Тимофеева устал ждать, когда тот соизволит тронуться с места и решил ему "помочь":
- Мы долго будем тут стоять? Время, Гарри!
- А? - непонимающе переспросил Егор, рассеяно оглянувшись; почти неразличимый во всем черном Марк неодобрительно покрутил головой и громко замептал:
- У нас три часа. Времени в обрез. Такси ждет в переулке, я попросил свою сестру его для нас вызвать. Ты инструмент взял?
Гошка кивнул и тряхнул рюкзаком, его содержимое тихонько звякнуло.
- Ну так пошли! Идем, скорее!..

Стаффорд-на-Тайне, ближе к полуночи

...Громада храма в темноте казалась почти страшной. Новолуние, совпавшее по времени с тринадцатым днем марта, делало ночь и вовсе зловещей. Настолько, что мальчишкам пришлось трижды обойти вокруг здания церкви, то и дело натыкаясь на поваленные стеллы и надгробия, прежде чем искомая дверь в подвал была обнаружена. Теккерей в своих воспоминаниях не соврал. Разумеется, дверь была заперта, но разломать при помощи небольшого ломика старый и ржавый амбарный замок двум подросткам особого труда не составило, а вот с тяжелым дубовым люком пришлось повозиться, а когда тот наконец открылся, то крышка неожиданно упала в сторону с оглушительным грохотом, напомнившим взрыв. Оторопело взирая на дело своих рук Гошка со вкусом выругался:
- ...фак! Ты цел?
- Да, а ты? Я чуть не обделался.
- Я нормально. Малохольные вы, англичане.
- Пошел ты!..
- Тс-с! Идем!..

...Подземелий в замке, то есть - в школе - почти не оказалось, к некоторому разочарованию истосковавшегося по романтике Скотта и Дюма Гошки. Длинный коридор, все время поворачивающий налево, подвал с пустыми пыльными бочонками (Нифига себе жажда у господина Теккерея сотоварищи!), узкая каменая лесенка со сточенными временем каменными ступенями, открытая (к счастью - ломик остался где-то в траве у деревянного люка и найти его не представлялось возможным) решетка. Узкий проход с каменными колоннами с одной стороны (хоры), узкие скамейки и высокий каменный алтарь.
Мальчишки подошли ближе, Гошка встал перед высоким каменным прямоугольником, напоминавшим гробы царей в Успенском соборе на коленки, посветил на переднюю стенку, бережно погладил камень, провел пальцами по холодным готическим буквам, сложенным в странные, лишенные многих гласных английские слова:

Good frend for Iesvs sake forbeare,
To digg the dvst encloased heare.
Blest be ye man yt spares thes stones,
And cvrst be he yt moves my bones.

- Вот он... - констатировал очевидное Егор, передернувшись от прокатившейся вниз по позвоночнику холодной волны. От камня - да и ото всей церкви - веяло стариной и мощью. Самый натуральный замок с привидениями...
- Ты чего шепчешься? Тут же никого нет!
- Я не шепчусь, просто...
- Страшно?
- Иди ты в жопу, я ничего не боюсь! Как думаешь, тут свет есть? Электричество?
- Ты совсем идиот? Чтобы нас тут повязали, как банду поэтов-некрофилов? Свечки давай!
- Да я чего? Фонарь мигает! - слабо огрызнулся Гошка и с запоздалым интересом спросил: - кого банду?
Англичанин отмахнулся:
- Не важно. Ты говорил, что знаешь, как его... Позвать?
- Знаю, я Папюса читал, и "Молот ведьм". (И вообще, весь "Полтергейст. Наследие" пересмотрел..) Нужно прежде всего начертить на полу или на земле вокруг могилы магический круг ножиком или палочкой специальной...
- Тут гранит.
- Тогда мелом. Или солью. Мел я взял, много... Потом нужно вписать в круг пентаграмму - это звезда такая, магическая, написать символы специальные, а на ее углах поставить свечки. Потом нужно запереть все окна и двери... - загибая пальцы, перечислял порядок проведения обряда призвания в мир живых Гошка. Марк, кивнул головой и достал из кармана сотовый:
- Ты не рассказывай, ты делай! Осталось всего полчаса до полуночи! Я пока посвечу - качнул фонариком мальчишка, луч "сыграл" на полированном металле.
Егор кивнул, быстро сбросил рюкзак на пол и вжикнул молниями...

...Сложнее всего оказалось начертить мелом на сером граните пола круг и звезду вместе со знаками. Расставить свечки и прочитать без улыбки на лице задом наперед какую-то католическую молитву было проще. Закончив превращение алтаря протестаниской англиканской церкви в место отправления магического культа, Егор лубоко вздохнул и сказал:
- Теперь нам нужно переодеться.
- Во что? - напряглся Марк, поднимая фонарик; светодиодные лампы светили ярко, но слишком холодно, неприятно, Егор поморщился и виновато объяснил:
- Для обряда нужны плащи с капюшонами. Так у Папюса... Я стащил мантии из прачечной. Думаю, можно их просто поверх одежды натянуть, ничего страшного (а колпак сгодится и от джинсовки. И от ветровки тоже).
Марк скривился:
- Стираные хотя бы?
Егор пожал плечами и бросил подельнику целлофановый мешок:
- Не гарантирую. Натягивай!...

...Марк в длинной черной профессорской парадной мантии казался похож на монаха, Егор пожалел о том, что у него нет с собой фотоаппарата или зеркала, чтобы хотя бы поглядеть на себя в таком виде, печально вздохнул. Нужно было начинать. Марк понял, стал зажигать свечи, уронил зажигалку, пока Гошка рылся в карманах в поисках бумаги, на которой была записана формула для вызова духа.
Какой-то частью себя Гошка понимал что все то, чем они сейчас занимаются - просто игрушки, детская игра, обещающая в будущем стать занимательной и захватывающей историей, которая войдет в анналы Рептонской школы, и в то же время отчаянным желанием чуда верил в возможность призвания духа. Да и как тут не поверишь, когда окружающий воздух полон ими? Откуда еще в закрытом помещении сквозняки?.. Это духи не нашедших покоя бродят по храму и ждут... И тени. Стоп. Откуда у духа тень? И... Что это? Шаги? Не может быть!
"Зомби! - вспыхнула в Гошкином мозгу страшным предположением ужасная мысль, он шагнул назад, в круг - "Круг защитит!" - и уже открыл рот, чтобы заорать от ужаса, как вдруг неожиданно для себя оказался на твердом полу, ощутил на лице горячее, надсадное дыхание. "Мама! Счас жрать будет!" - мгновенно решил мальчишка и забился в руках чудища, зассучил ногами, отчаянно сражаясь за свою жизнь и одновременно заорал, прощаясь с жизнью:
- Мамаааааа!!...

...Пластиковая лента больно врезалась острыми краями в распухшие запястья, неприятно пекла разбитая губа, ныли вывернутые за спину и вбок руки. Егор уткнулся лбом в сетку, отделяющую "пассажирское" отделение от кабины - по другому в машине и не сядешь, со связанными-то руками. Рядом поскуливал от боли Черчилль-правнук, за сеткой трещала и щелкала радиостанция, переговаривались повеселевшие копы, а в салоне отвратительно воняло куревом.
"А еще полицейские..." - угрюмо подумал мальчик, морщась от боли, в то время как машина делала очередной поворот.
То, что тактика сил Ада, явившихся уничтожить дерзких нарушителей спокойствия древнего праха поэта несколько отличается от обычной, показанной в амеровских фильмах Егор понял не сразу - только когда страшное чудовище в маске, вместо того, чтобы вырвать из груди Гошкино трепещущее сердце стало выворачивать ему руки, царапая ладони пластиковыми наручниками и еще матерясь при этом на испорченном, но довольно сносном английском Линкольншира или Йоркшира, пацан понял, что дело - табак. И темные силы ада тут совершенно ни при чем.
Потому, что полиция - она покруче всяких там Люциферов-Асмодеев. Это Гошка сразу понял, как только толстяк в синей форме бросил его на спину - прямо на связанные за спиной руки. Это понял и Марк Черчилль, когда один из полицейских ударил его по лицу кулаком, чтобы не выступал... Егор не чувствовал себя виноватым, и страха тоже не чувствовал, как ни странно... Как будто это не его, словно резиновую куклу, били и драли, роняли и заталкивали...

...Выяснилось все очень быстро - и директор школы, мистер Изи, приехал очень быстро. Наорал на Егора и на Марка, подисал нужные бумаги и долго разговаривал за закрытой дверью с начальником отделения, пока Гошка растирал руки и разглядывал синяки на запястьях и кистях. Больно.
Оказывается, их приняли за террористов - какая-то бдительная старушка гуляла с собачкой возле кладбища и видела, как двое подозрительных взорвали дверь в церковный подклет и забрались внутрь. Позвонила в полицию...
Хорошо, что обошлось без штурма и без снайперов - фонарик в тепловизоре от гранаты ничем не отличается, говорят...

Рептонская частная школа для мальчиков, 14 марта

...В школу они вернулись в седьмом часу утра. Усталые остатки разбитой армии. Гошка хотел есть и спать, его соучастник - тоже. Марку повезло больше - наверное, директор был русофоб. Или консерватор. Как бы то ни было, одно Гошка мог сказать со стопроцентной уверенностью - придурок он был самый натуральный. И гад. Потому что после того, как доктор осмотрел Гошкины руки, его отправили прямиком в кабинет директора.
Шел он долго, заглянул между делом к себе, переоделся в форму, чтобы не косились друзья и одноклассники. И пошел "сдаваться". Постоял немножко у высокой двери с грозной надписью Headmaster, постучался и шагнул внутрь.
Мистер Изи был строг и невозмутим. Холодно непробиваем, как сгубивший "Титаник" айсберг. Гошка представил себя на месте несчастного корабля в роковую ночь 14 апреля и вздохнул. А потом - еще раз.
Директор молчал. Гошка - Егор - тоже молчал. Оба понимали, как важна роль первого слова и насколько защита проще нападения. Смерив мальчишку долгим и пронзительным взглядом (Егор, как мог, терпел) и наконец спросил:
- Ты понимаешь, что твоя выходка выходит за пределы того, что можно назвать детской шалостью? Что это преступление, ты понимаешь?.. И насколько твоя глупость может осложнить карьеру твоего отца?...

...Гошка узнал о себе много нового. Оценку своего уровня развития в частности и всех русских в целом. Множество новых речевых оборотов, за использование которых учеников заставили бы переписывать фразу "Я никогда не буду ругаться бранными словами" до самой своей смерти. Узнал, с каким удовольствием директор Изи всыпал бы ему по первое число:
- Знаешь что, мальчик? Если бы такой инцедент произошел десять лет назад, ты бы уже визжал под розгами в актовом зале! У меня и сейчас руки чешутся выпороть твою маленькую задницу за глупости, родившиеся в твоей пустой голове. Подойди! - вдруг резко и твердо приказал директор, грозно возвышаясь над плоскостью огромного стола.
Егор пожал плечами и приблизился к столу. И увидел. Трость. Точно такую, как в школьном музее. Им рассказывали и даже показывали - куратор класса несколько лет назад, когда музей только открыли. Их еще тогда пугали ознакомительной и познавательной поркой. Третьеклассники радостно визжали и с удовольствием тряслись от воображаемой угрозы. Гошка вспомнил, что он тогда смылся едва ли не первый, но потом осмелел и даже подержал страшную вещь в руках...
Мистер Изи тем временем взял трость со стола, согнул в руках и отпустил - дерево гибко разогнулось, качнулось в воздухе. Хищная желтая палка. Брр... Мальчик поднял удивленный и недоверчивый взгляд на директора, разлепил непослушные губы:
- Вас посадят за это. Это незаконно. Я знаю...
Вышло неуверенно. Гошка зажмурился и тряхнул головой, мечтая, чтобы все это закончилось, как страшный сон. Как заклинание, повторял он просебя:
"Только не открывать глаза, пусть он пропадет... Исчезнет, растает, как сигаретный дым. Как страшный сон поутру... Пусть, пусть!..."
- Я исключаю тебя из школы. Совет соберется сегодня же. Таким, как ты не место в Рептоне!
Егор распахнул глаза, удивленно заморгал, будто получив затрещину. Втянул голову в плечи и нерешительно попросил, косясь на трость в руке мистера Изи:
- Не нужно, сэр...
- Это не обсуждается. Можешь собирать вещи, сегодня же тебя заберут отсюда.
- Но, мистер Изи...
- Уходи, Timophejyew! У меня нет времени разговаривать с посторонними! Проваливай! - неожиданно рявкнул мужчина, с треском впечатав гибкую палку в полированную столешницу, заставив мальчишку испуганно отпрянуть в сторону. Шутки кончились. А история только начиналась...

14 марта, Российское посольство в Соединенном Королевстве.

Гошка тихонечко поскребся в дверь отцовского кабинета и выждав несколько секунд, проскользнул внутрь. Папа улыбнулся ему из широкого кожаного кресла, щелкнул мышкой, сворачивая какую-то мутотень на экране.
- Ну здравствуй, наследничек. Проходи.
Отцовская улыбка напугала Гошку едва ли не сильнее, чем трость в кабинете директора. Или полицейские в церкви в Стаффорде. Потому что там все было понятно, а тут - нет. Егор точно знал, что ни малейшей причины улыбаться у его отца нет. Если, конечно, не предположить, что папа сошел с ума и радуется тому, что мына выставили из школы. Причем год обучения в этой школе стоит ни много не мало как 26 тысяч местных рублей...
Сам бы Егор радоваться точно не стал бы в такой ситуации. А значит, это была издевка. Или что-то другое - взрослые - очень странные существа.
- Папа, я...
- Я знаю. Ты заскучал и от скуки решил заняться археологическими раскопками, не так ли?...
- Но...
- Или, может быть, найти утерянный рукописный первоисточник "Генриха IV" и решил, что старикан Уилл прихватил его с собой на тот свет?...
- Я...
- Да-да, конечно! Ты просто заблудился, сынок. Я все понимаю...
- Я не...
- Не заблудился? Или не искал рукопись? И к стезе Бембриджа тоже равнодушен? Тогда позволь полюбопытствовать, что же ты там делал? Нефть искал?
Егор смущенно покраснел и немножко скосил взгляд в сторону, на большие песочные часы. Он всегда на них смотрел, когда его тут распекали - а случалось это практически каждый раз, когда он оказывался в отцовском кабинете. Ответы нужно было тщательно обдумать - с такой формой воспитательных бесед он еще не сталкивался, это было что-то новенькое. "Насмешка? Или обида? Непонятно. Значит, начинать нужно, как обычно" - решил подросток, озабоченно пнув мыском ботинка ковер. Поднял голову:
- Папа, я не думал, что все так получится!
- Да ты, сдается мне, вообще не думаешь! - не оценил раскаяния отец. Егор вернулся к разглядыванию ботинок, нехотя признал:
- Наверное, да. Но я больше так не буду! Честное слово, папа!
- Самому-то не смешно? - поджал губы отец.
- Мм...
- Ты не мычи, ты давай, рассказывай!
- А... Чего?
- Как дело было рассказывай. И что ты планируешь предпринять, чтобы свести потери к минимуму.
- Тебе же и так все рассказали, наверное? Да? - наклонив голову, спросил мальчишка.
- Я от тебя хочу услышать, а не от посторонних людей... Егор, я жду! Его-ор!
- Щас, пап... Ну, в общем, мы с одним мальчиком решили съездить к могиле Шекспира. И... Вот.
- Ночью? - удивился Антон Павлович. Егор сокрушенно вздохнул:
- Да, па.
- Почему не днем? И почему не отпросились у куратора или у дежурного учителя?
- Ну... Ночью там красиво! - не подумав, брякнул Гошка.
- Ага. И ты поехал в другой город, чтобы посмотреть на церковь ночью? Ни за что не поверю. Сколько тебя знаю, никакие архитектурные сооружения в Англии тебя не интересовали - только Бервик, Карнарвон и Тауэр, а тут вдруг такой интерес... - не поверил отец -Впрочем, продолжай.
Окрыленный успехом, как ему показалось, мальчишка развил легенду:
- Мы только хотели посмотреть, что там внутри. Там дверь была открыта в подвале, а нас кто-то сдал. А мы ничего не делали даже!
- Егор, Егор, Е-го-ру-шка... - устало протянул отец, заставив подростка передернуться - Ты совсем позабыл, что я уже все знаю. И всего-навсего хотел услышать правду от тебя. Видимо, это совершенно невозможно в твоем случае. Жаль. Ну, тогда просто скажи мне, зачем нужно было устраивать вашу дурацкую игру в Гарри Поттеров сотоварищи в церкви? Вам мало школьных подвалов, что ли? Объясни!..
Егор невольно вспомнил историю про поиски сокровищ в школьном подвале, инициированные его персоной; сокровища так и не нашли, зато один из кладоискателей провалился в водопроводный бункер и сломал ногу... Тогда отец ему как раз сказал, что лучше во всем признаться сразу и честно, чтобы вместе разобраться, что с этим делать.
"Интересно, сейчас тот случай?..."
- Мы не играли, пап. Мы хотели дух вызвать. Шекспира.
Отец ответил не сразу:
- Час от часу не легче. Ты что, совсем рехнулся?
- Почему?! - удивился Егор.
- Нормальный человек не будет делать того, что делаешь ты. Нормальному человеку даже в голову такое не придет. А ты... Я даже не знаю, в кого ты такой уродился-то. Разбойничьих атаманов с Большой дороги у нас в роду не было, авантюристов тоже не встречались - откуда в тебе это, вот скажи?..
Гошка угрюмо молчал. А чего тут скажешь, когда вот так ругают? Нет бы сначала человеку поспать дали. И лопать тоже - после таких приключений ого-го как есть хочется...
...адно. Я не буду больше читать тебе нотаций, сын, ты все равно меня никогда не слушаешь, это бесполезно. Давай поговорим о деле. Тебя выгнали?
Егор серьезно и немного грустно посмотрел на отца, мазнул взнглядом по знакомым морщинкам, старательно обошел глаза холодные, задержал внимание на плотно сжатых губах и неожиданно понял, что отец всерьез злится. Еще как злится - просто держит себя в руках... Гошка прикинул ситуацию на себя - и сразу зауважал отца. И легко признал очевидное:
- Да, па...
- И что ты по этому поводу можешь сказать?
- Я... Я могу пойти в школу при посольстве, нашу - пожал плечами подросток. Что тут еще сказать? "Я отработаю?..." Смешно.
- Гениально, как же я сам-то не догадался... - хлопнул руками Антон Павлович, странно посмотрев на сына. Тот невольно поежился, кожей ощутив гнетущую плотность окружающего воздуха и выжидательно посмотрел на отца, ожидая решения своей судьбы. Отец подождал несколько секунд, будто бы всерьез полагая, что может услышать от Егора что-то новенькое, судорожно выдохнул:
- Его-ор... Знал бы ты, как с тобой сложно. Ты... Мне уже даже орать на тебя надоело! Все бесполезно! Ты все равно ничего не понимаешь - послушаешь, покиваешь сокрушенно - а потом дальше пойдешь искать приключения на свою задницу! Надо мной уже все посольство смеется, понимаешь ты это или нет? Я уже не просто секретарь, там, в министерстве, меня двигают наверх очень серьезные силы. И я просто не имею права обманывать их ожидания. Ты... Тебе не пять лет, тебе почти 13. Неужели так трудно думать хоть немного перед тем, как что-нибудь делать, а? Ты ведь не только себя - ты и меня под удар ставишь. Нет, ну хоть на минутку сесть и подумать - а что потом будет-то можно, а? Скажи - это так сложно? - подался вперед Антон Павлович, ему надоело впустую сотрясать воздух - мальчишка все равно ничего не слышал - ушел, что называется, "в себя" и с отстутствующим видом зачарованно рассматривал стилизованный глобус на подставке. Перехватив этот совершенно пустой взгляд, Антон Павлович не удержался и рявкнул:
- Да ты... Ты даже меня не слушаешь! Егор, черт возьми!
- А? - тряхнув головой, очнулся мальчишка.
- Вот бестолочь! Вот врезать бы тебе по первое число, мигом бы научился уважать отца и понял бы, что можно, а чего нельзя!
- Ну и врезал бы... - обиженно надувшись, огрызнулся Гошка и буркнул, уверенный в собственной неприкосновенности - а то только орешь бестолку!
- Да? - как-то очень резко, почти обрадованно переспросил отец, с грохотом вскакивая - ну что, сам напросился!...

...Его тогда все же не выпороли - папа так не смог. Хотя все к тому шло:
...сам напросился! Давай, снимай там, что положено!
Гошка во все глаза недоверчиво уставился на такую чудную невидаль, осведомился:
- Сбрендил?
- Поговори мне еще! Не с дружками своими, с отцом разговариваешь! - нарочито громко сказал отец отшагнув в сторону из-за стола, завозился с пряжкой ремня, но смотрел при этом почему-то только на Гошку: тот не поверил, улыбнулся недоверчиво:
- Это шутка?
- Ты слов не понимаешь? Спускай штаны и давай... - Антон Павлович заоглядывался, быстро подошел к двери, щелкнул замком зачем-то. Ослабевший Гошка наблюдал за ним не смея двинуться с места. Происходящее попросту не укладывалось в голове, это было что-то... Что-то ненастоящее, что-то, что могло быть с кем угодно - но только не с ним! Отец тем временем снова прошел мимо, мазнул по плечу локтем и, резко развернувшись, навис над Гошкой и грозно поинтересовался, странно смотря в сторону:
- Ну? Долго мне еще ждать? Ты сам напросился. Давно пора тебе врезать!
- Фиг! - на мгновение вскинулся Гошка, отступив на полшажка назад, чтобы не глядеть вверх. Но папа оборвал сопротивление на корню, сказав незнакомым голосом:
- Будешь выступать - получишь вдвое... Давай, лезь на кресло, тебе говорят!.. Егор, будь мужиком! Нужно отвечать за свои слова! Или ты... Трусишь? - и сложил пополам ремень, повторив:
- Давай-давай! Раньше начнем...
Егора будто бы водой облили! Или - ударили кулаком в грудь. Крепко так - воздух внутри закончился тут же:
"Трус, да?! Это я-то? Да я... Да ты! Ты... Ты так, да?! Ну и.. Пусть! Плевать!..." От стыда заложило уши, а на глаза навернулись слезы. Он криво улыбнулся вздрогнувшим ртом и шагнул мимо отца, на ходу расстегивая непослушными пальцами брюки. Осторожно забрался на огромное черное кресло коленками, ткнулся лбом в холодную кожу. Штаны мягко скользнули по бедрам и кучей упали вниз.
- Трусы - тоже! - безапеляционно сказал отец, звеня пряжкой. Егор всхлипнул, подчинился, схватился за выгнутые подлокотники. Зажмурился, закусил губу, сжался, поклявшись, что умрет, но не пикнет.
Гошка ждал почти минуту, но удара так и не последовало. Снова зазвенела пряжка, тот же незнакомый отцовский голос сказал:
- Одевайся и иди к себе. Видеть тебя не могу!
Егор суетливо подобрал штаны, скатился со стула. Выскочил за дверь и шумно разрыдался от бессилия.

16 марта, Российское посольство в Соединенном Королевстве

...Два дня Гошка был, что называется, тише воды и ниже травы, сидел в маленькой комнатке, которую ему выделили для жилья. Ждал. Чего? Решения. Судьбы. В голове было пусто и тяжело, есть не хотелось, вылезать из своей уютной темной раковины-кладовки - тоже. Просто сидеть. Просто лежать. Тихонько щелкать плеером и ни о чем не думать. Два раза в день, крадучись пробраться до туалета... Может быть, даже просто умереть?...
Обида - на отца, на директора, на дурацкого Шекспира и на лгуна-Теккерея. На одноклассников и местную полицию Стаффордшира. И безумная злость на себя. Не дающая заснуть и гонявшая мальчишку из угла в угол его добровольной тюрьмы. Стыд. Страх...

На третий день случилось то, чего Егор боялся больше всего - Гошкино одиночество нарушил отец. Вошел в "камеру", щелкнул выключателем и прикрыл за собой дверь. Мальчишка внимательно следил за ним сквозь трепещущие ресницы, но не двигался. Шевельнулся, выдохнул. Послал мысленный импульс:
"Уйди. Пожалуйста..." -
- Егор!
Не вышло, пришлось "просыпаться". Гошка шевельнулся, сел на кровати, потряс головой. Распухший и растрепанный, так и оставшийся в той же самой школьной одежке. Спустил ноги на пол, потянулся. И выжидательно уставился на папу с немым вопросом: "Чего надо?"
- Ты... Тебе нужно учиться.
- Да? - равнодушно переспросил Егор. Не удержался и напомнил:
- Меня выгнали. Не хочу... (А тут в школе одни придурки)
Антон Павлович замялся, замолчал, как с ним обычно случалось накануне системообразующих решений. Молчал долго, почти целую минуту:
- Егор, ты завтра же отправляешься в Москву.
Мальчик беспокойно шевельнулся, дернул плечом, повторил вопросительно:
- В.. Москву? Я? Это типа наказание такое? Я не хочу!
Отец как будто бы не заметил Гошкиного ответа, продолжил, задумчиво рассматривая абажур:
- Я разговаривал с генералом Романовым, из военного атташата. Ты знаешь его сына, кажется... Советовался, и... Мы с матерью решили отправить тебя в спецшколу.
Никакого Романова-сына Гошка не знал. Но все равно жадно спросил, в тайне надеясь на то, что это будет родная 54-ка, а про Москву сказано так, для простоты:
- Куда? Какую?... Почему?
- В Москву - терпеливо повторил Антон Павлович, уточнил - В частную гимназию номер 26.
- Почему? - второй раз спросил мальчишка.
- Ты... Там тебя научат дисциплине! - наставительно сказал отец. Гошка задумался. Дисциплине? Это... Как?
- Ни в одну приличную школу здесь тебя попросту не возьмут. Кроме того, вскоре в посольство придет запрос. Очень возможно, будет суд. Тебе лучше будет в России. Я не хочу вдобавок к штрафам платить дополнительно залоги или что-то подобное. Поэтому.
- Почему не дома? - спросил подросток, содрогнувшись от внезапно пришедшей на ум мысли:
"Мама не хочет меня видеть!" Однако отец развеял его фантазии-страшилки:
- Мать с тобой просто не справится. А в гимназии... Короче, там строгий режим. И практикуются... Практикуются традиционные методики воспитания, достаточно консервативные. Думаю, там к тебе отнесутся с достаточной жесткостью и научат подчинению и уважению.
Подчинению? Егор вздрогнул, сказал напряженно, исподлобья глядя на отца:
- Пап...
- Это не обсуждается, Егор. Можешь начинать собирать вещи. В Москве сейчас достаточно прохладно, так что завтра сходишь с Таней по магазинам. Я тем временем договорюсь относительно документов и конвертации твоих оценок в пятибалльную систему.
Таня была папина секретарша. Значит, все уже решено? Подросток задумчиво поскреб затылок (надо бы помыться), выдавил:
- Но пап, я не хочу! Я хочу остаться здесь! Я... Я хорошим буду, я клянусь!
- Нет. Собирай вещи. Так будет лучше.
Сказал - как будто захлопнул дверь. И на самом деле захлопнул.