Нелепица! :)

[Юрий Васильевич]

- Юрий Васильевич, помогите мне, - держа руки вместе, я проследил взглядом за учителем, не позволяя Коле ни вырываться, ни предпринимать попытки спрятать руки под грудью.

Мои предположения получили моментальное подтверждение и тут же понадобилась моя помощь. Естественно Лилов сам бы не дался, несмотря на то, что был предупреждён.

Я быстро обмотал запястья липучкой и дополнительно убедился, что прилегает к рукам она довольно плотно и её кончик находится с ближней к столу стороны.

- Я, пожалуй, тут рядом постою, - предложил я Николаю Александровичу, сделав всего пару шагов в сторону, чтобы если вдруг попытки высвободиться повторятся, сразу же их пресечь.

[Ник]

От действия Юрия Васильевича, да что там, от одного его приближения, Лилов взвыл еще громче, но это никак ему не помогло и теперь свободными оставались только ноги, а какой с них сейчас прок?..

- Я так не хочу!!..

[Николай Александрович]

- Я, пожалуй, тут рядом постою, - предложил я Николаю Александровичу, сделав всего пару шагов в сторону, чтобы если вдруг попытки высвободиться повторятся, сразу же их пресечь.

- Я так не хочу!!..

- Спасибо, - ответил я Юрию Васильевичу, вновь беря в руки трость. - Мы продолжаем! - это уже было сказано Лилову.

Его просьбы и слёзы откликались в моей душе горечью. И всё же решимость их всех сегодня проучить была гораздо сильнее, поэтому, я отставил чувства в сторону и постарался выбрать на избитой попе место наименее затронутое вчерашним воспитанием. Такое было разве что сверху.

Заранее зная, как это будет больно, я решил немного убавить силу. К сожалению, трости много силы было и не надо.

*ВЖИК!*

Полоса, розовая на фоне остальных штрихов, засветилась чуть ниже поясницы, но в отличие от синих полосок, осталась просто розовой. Она даже не вспухла, и тем не менее я знал, что мальчишке сейчас должно было быть очень больно.

- Четыре... - произнёс я вслух.

[Ник]

Полоса, розовая на фоне остальных штрихов, засветилась чуть ниже поясницы, но в отличие от синих полосок, осталась просто розовой. Она даже не вспухла, и тем не менее я знал, что мальчишке сейчас должно было быть очень больно.

- Четыре... - произнёс я вслух.

- АЙ!

Раз руками теперь было не дотянуться (а он по инерции все равно попробовал), оставалось только дрыгать ногами, а это как-то ни капельки не помогало, от чего плакалось только еще сильнее, потому что было не просто очень больно, было еще и обидно, и очень страшно. Так страшно, что даже не сразу считалось сколько будет 12-4. Восемь - это очень много!

- Не надо большеее!

Да, поплакать и подергаться - это хорошо, но ведь после этого всегда приходит следующий удар, и от одного только предчувствия у Лилова случилась очередная истерика. Он опять попробовал встать, никуда не сдвинулся, и совсем отчаянно разревелся, раскладывая под собой очень быстро намокающие салфетки. В этот раз его руки были стянуты намного сильнее и даже сморкаться было неудобно, и от этого тоже хотелось плакать. От всего хотелось плакать! Только от трости никакие слезы не спасали.

- Нееет! - еще ничего не произошло, к нему еще даже предупредительно не прикоснулась трость, но Ник верещал заранее, настолько страшно было приближение этого момента.

[Виктория]

Никакие молитвы конечно не помогли. Ника лупили так сильно, что ели бы не его крики, Вика бы уже определённо считала его погибшим смертью храбрых. И никуда не деться с этого чёртова 1-го ряда, знала бы зачем их ведут в зал, спряталась бы по дороге в туалет. А теперь... оставалось сидеть и реветь, вторя однокласснику.

[Николай Александрович]

- АЙ! Не надо большеее!
Он опять попробовал встать, никуда не сдвинулся, и совсем отчаянно разревелся, раскладывая под собой очень быстро намокающий салфетки. - Нееет!

- Надо было себя вчера останавливать! - строго сказал я Коле, давая ему дополнительные секунды на то, чтобы подготовиться к новому удару.

*ВЖИК!*

Удар...

Трость с силой опустилась на вздрагивающую от рыданий попу.

Я снова поднял руку...

*ВЖИК!*

Удар...

...новые крики и слёзы...

Лилов давно растерял последние остатки выдержки. Сейчас, не затихая, он плакал и метался, как воробей, пойманный в силки. Я решил, что больше не стоит делать минутных пауз. Пускай без них ему будет невыносимо сложно всё это терпеть, но зато эта агония долго не продлится.

Я приложил трость к почти нетронутому верху, где отчётливо проступали две полосы - единственные, не утратившие своего розового оттенка, - и по залу опять пронёсся резкий свист...

*ВЖИК!*

*ВЖИК!*

[Ник]

Ник думал, что хуже уже быть не может, нет, он даже не думал, он принимал это как святой факт, а тут вдруг Николай Александрович перестал делать перерывы! Едва успев перетерпеть очередное прибытие трости (а на нем и салфетки уже закончились), Лилов получил еще... и еще... и еще...
Было очень жарко... мокрые ладони оставляли бы на столе влажные отпечатки, если бы тот не был уже залит слезами, а вместе с ними мешали еще и сопли... в общем, было очень противно и очень неудобно, но деваться от этого было абсолютно некуда и приходилось только терпеть и терпеть... И плакать. Ник прекрасно понимал, что сильно провинился, как никогда раньше, и что из-за него постарадало много людей (и корова), и что Николай Александрович наказывал его по заслугам, но он не мог смириться со своим положением. Да, вчера ему уже досталось при Наде,и это само по себе было для него впервые, но теперь на него смотрела не только она, а вся школа. Сам факт Лилова по-прежнему не волновал, но в кабинете было бы как-то привычнее, уютней, не так страшно... Здесь же он чувствовал себя зажатым в луч света, в точку, на которой сосредоточились десятки глаз, и ремни не давали ему сдвинуться. Ни подняться, ни разомкнуть руки, хотя он пытался изо всех покидающих его сил.
Вчера ему казалось, что он пережил самую болезненную порку в своей жизни, а теперь он бы с радостью согласился на повтор, лишь бы не эта трость... Его представления о том, как больно может быть от наказания теперь навегда изменились. Оказывается, может быть намного более того, что он мог бы терпеть.

- Не наааадо! - Ник настолько устал - устал терпеть, плакать, вырываться - что слова еле-еле формировались из общего воя, но он все равно отчаянно выжимал их из себя. Ему надо было, чтобы больше трость его не трогала, но он знал что это случится, и так и метался по кругу, как глупый несчастный хомяк в колесе. Бежишь, из последних сил, а толку - ноль.- Ну по... ж... алуйстааа...

[Юрий Васильевич]

Наблюдать за наказанием было тяжело, а уж каково было сейчас Николаю Александровичу, я даже представлять не хотел, ведь тоже наверняка жалко паршивца, но и наказать его надо, чтобы остальным было не повадно.

Мальчишка больше не пытался освободить руки, да и шансов у него теперь по сути не было, после того как я сильно затянул липучку, но брыкался и крутился он настолько насколько вообще позволяли ремни. Вряд ли ему это сильно помогало, да и вообще облегчение принесёт только окончание процесса, сейчас я мог разве что добавить ему салфеток, а то те, что я положил до этого, уже превратились в кучу промокших от слёз и соплей комков.

Прихватив все, что оставались на стуле, я положил их так, чтобы Лилов мог достать, а всё мокрое собрал и унёс. Для Романовой я потом ещё добуду.

[Николай Александрович]

- Не наааадо! Ну по... ж... алуйстааа...

Я всё-таки приостановился. Юрий Васильевич быстро вернулся с новыми салфетками, поэтому, прежде чем продолжать, я позволил Коле ими воспользоваться.

Некоторое время я смотрел в зал, обводя мрачным взглядом ряды школьников, подмечая, как опускались глаза каждого, на ком задерживалось моё внимание. Я видел, что младшеклассники плачут, хотя были и девочки постарше, кто тоже не мог сдержать слёз. Однако большинство детей, скорее, замерло в каком-то трепетном ужасе.

Я вздохнул... Бесшумно, но тяжко.

Затем трость в моей руке снова заняла исходную позицию.

[Леонид Навицкий]

Лёнька казалось весь сжался в комок и боялся пошевелиться, глядя на то, что творилось на сцене. Никаких слов не хватило бы, чтобы описать, как лупили Лилова. Конечно задницу одноклассника ему было не видно, но Ник орал так, что нетрудно было вообразить себе, что там один огромный тёмный синяк, если не хуже. И самое страшное, что лупить всё продолжают и продолжают. На секунду примерив ситуацию на себя, Навицкий решил, что лучше застрелиться, чем пережить такое.

[Ник]

Лилов с благодарностью схватил новые салфетки и даже испытал какую-то долю облегчения после того, как вытер нос и щеки, но долго это ощущение не продлилось. Почувствовав, как к заду снова прикасается трость, он заныл и попытался дотянуться до директора ногой, чтобы отпихнуть его от себя подальше.

[Андрей Лопатин]

Че там?- коротко написл он. Дрон и так все поймет.

"Миньона твоего терзают. Кажется, он скоро отбросит копыта. Твое выступление можно считать примером партизанского искусства"

От воплей мелкого у Дрона уже болела бошка и он совершенно не радовался приближению третьей части постановки "Коровушка". Ваще-то у него с собой были наушники, но Раиса Степановна их быстро узрела и чуть не отняла, хорошо что ей неудобно было пробираться к середине ряда. Вот, блин. Уныльщина. Лопатин даже прикинул, не сослаться ли ему потом на душевную травму и головную боль в качестве причины не делать домашку.

Анька рядом сидела какая-то никакая, но о чем она думала хрен ее знает.

"Анька по тебе скорбит "

[Андрей Дмитриевич]

Андрей в сотый раз поменял позу и все равно ему было неудобно. В некоторой мере он ощущал все удары вместе с провинившимися детьми, и готов был поклясться, что его собственный зад тоже что-то чувствовал. Болят же у некоторых людей отсутствующие конечности? Вот и у него развилась фантомная боль, причем постыдная. С другой стороны, от такого яркого зрелища, и не менее яркого звукового сопровождения, можно было поспорить, что не один Андрей так себя чувствует.

[Воля Соснов]

Почему-то когда начали наказывать Лилова, Вольке стало не по себе намного больше, чем при Букашкине. Наверное потому, что Лилов был и одноклассником, с которым он часто сталкивался, и одного возраста, от чего гораздо легче можно было представить себя на его месте. Соснов морщился после каждого удара трости, а потом жмурился еще сильнее после каждого вопля. Ник вел себя совсем не сдержано, но Волька не думал, что сам повел бы себя иначе, если бы его так пороли . Ему вообще-то доставалось чаще многих одноклассников, но Лилов знатно его переплюнул! Страшно было даже смотреть на все это - и на лицо дира, и на трость, и на зареванного Лилова, но Волька все равно пялился, как во сне. Жаль, что он сидел так далеко от Женьки и Кешки, а то очень хотелось кому-нибудь что-нибудь сказать, а от Лерки никакого толку!

[Машка Разова]

Машка уже зажимала рот обеими руками, а писки все равно иногда вырывались, к счастью за криками и слезами одноклассника их просто не было слышно никому кроме соседей по ряду, но те тоже не обращали на Машку никакого внимания, загипнотизированные происходящим на сцене. Она бы никогда не подумала, что можно так сильно кого-то выпороть, и теперь все ее привычное самообладание куда-то испарилось.