Дождался...

[Юрий Васильевич]

- Ну, в фильмах когда герою плохо, он же курит. Или идёт в бар и там бухает. Дерётся ещё. По ночному городу гоняет или уезжает куда-то. А мне ничего этого нельзя. И что делать?

Боже, как сложно с этими фанатами вымышленных героев, глядя на которых вырастают потом с кучей комплексов и ощущением, что на фоне этих товарищей ты неудачник...

Я прошёл в комнату и сел на стул, Диме тоже кивнул на кровать.

- Садись, - придётся сначала поговорить. - Скажи мне, ты во все сказки веришь?

[Дима Соловьев]

Дима сел, подавив вздох. На кровати хорошо, она мягкая и своя, родная - за смены мальчик сроднился с домиком. Мелькнула мысль, что после новой порки сидеть станет ещё тяжелее, и мальчик совсем загрустил.

Соловей расставил ноги, упер руки в колени, поставил подбородок на большие пальцы. Что ему скажут? Что все эти герои - плохие парни? Он-то знает, что ничего подобного, и что у них даже слабости крутые.

Дима посмотрел на учителя.
- Почему сразу сказки? Герои же есть. Просто в кино их показывают.

[Юрий Васильевич]

Дима посмотрел на учителя.
- Почему сразу сказки? Герои же есть. Просто в кино их показывают.

- Есть, конечно есть - среди нас, обычных людей, а не то, что нам всем показывают в фильмах. И равняться на какие-то плохие привычки, как бы их не преподносили, уж точно не стоит. К тому же, не представляю, чтобы кому-то стало легче от того, что он накурится или напьётся. Возможно какой-то временный эффект или самообман присутствует, но потом всё возвращается со всеми неприятными последствиями от таких методов. Тебе плохо? Иди погуляй, побегай, в конце концов уйди в дальнюю часть к забору и поори, если что-то бесит, - у меня всё ещё не укладывалось в голове, как можно в 13 лет думать о таких "способах" облегчения своего состояния. Обычные дети хотят мороженое или шоколадку, а не напиться и сигарету.

[Дима Соловьев]

- Но в фильмах после того, как герой что-то такое сделал, ему становится легче. И потом он на следующий день ррраз - и решает все проблемы, - заявил Дима. - Ну, и все видят, что он крутой. У него даже слабости крутые.

Дима вздохнул.
- Да какое тут побегай, все болит после этого Мишки. А еще все тогда увидят, какой я побитый. А если орать, то сразу скажут, что правила нарушаешь и не дадут. И не круто, ну, наверное, - мальчик задумался, что там делали герои и допустимо ли орать крутому парню. Наверное, да. Все-таки взрослым проще, они знают, что делать. Дима посмотрел на Юрия Васильевича внимательно: - А вы что делаете, когда вам совсем плохо?

[Юрий Васильевич]

Вот заладил "фильмы-фильмы"... Человек-паук, блин, по стенам ползал и что?

- И как, полегчало? - я в эту ерунду не верил, но самовнушение - великая штука, ещё бы использовать по делу. - Плохие привычки - это не то, чем можно гордиться. Это не круто и уж тем более, никаким образом не характеризует кого-либо как положительного героя. А орать я тебе не здесь предлагаю, а в дальней части лагеря, кто тебе там что скажет? Там и не бывает почти никогда никого - ори себе на здоровье, а вообще, - я задумался, - странный у тебя подход. То что курить нельзя, тебя не останавливает, а орать, якобы, - якобы, потому что нигде такого правила нет, шуметь после отбоя - да, а орать днём? Почему бы и нет. - нет.

[Дима Соловьев]

Дима вздохнул. Полегчает тут, когда тебя так спалили, конечно.
- Ну, немножко да, - неуверенно сказал он. - Отвлекает. Успокаивает.

Мальчишка взглянул на взрослого: закипает, нет?
- Почему не круто? Взрослые курят. Ну, не все. Но взрослые же. А подход у меня обычный: если орать, то на шум придут и запретят, легче не станет. А курю я тихонько, никому не мешаю, поэтому хоть так полегчает...Юрий Васильевич, а вы сами-то как справляетесь? Вот что делаете, если плохо?

Дима смотрел нерешительно, но с легким проблеском надежды. Вдруг физрук сейчас скажет какую-то крутую штуку, о которой Дима не знает? Чтобы не запретное, но крутое?

[Юрий Васильевич]

- Почему не круто? Взрослые курят. Ну, не все. Но взрослые же. А подход у меня обычный: если орать, то на шум придут и запретят, легче не станет. А курю я тихонько, никому не мешаю, поэтому хоть так полегчает...Юрий Васильевич, а вы сами-то как справляетесь? Вот что делаете, если плохо?

- Я, Дима, спортом занимаюсь и тебе тоже советую, а то, что курение не приносит облегчения, я тебе сейчас продемонстрирую наглядно, - обсуждать "крутость" курения у меня не было ни малейшего желания, лучше показать последствия. - Дашь ремень? Или за прутом идти? - я встал со стула и поймал Димин взгляд. Вряд ли ему понравилось моё предложение, но на мой взгляд прут был хуже.

[Дима Соловьев]

Вот так внезапно, хотя и ожидаемо. Ясно, что не по голове погладят за курение.

Дима покраснел.
- М-мой ремень? - спросил он, запинаясь.

Разговоры о порке стесняли его даже больше, чем само наказание. Там от боли скоро ни о каком стыде не думаешь, а когда вот так вслух говорят, как будто это самые простые вещи...
Прутом, конечно, не хотелось. Особенно, чтобы Юрий Васильевич с ним шел через весь лагерь к Диминому домику.

[Юрий Васильевич]

Дима покраснел.
- М-мой ремень? - спросил он, запинаясь.

- Если у тебя есть чужой, то мне не принципиально, - я бы конечно воспользовался своим, но со спортивным костюмом как-то не принято их носить, приходилось одалживать.

[Дима Соловьев]

Краска стыда залила уши, горели не слабее, чем после Мишиного удара. Стараясь не встречаться взглядом с Юрием Васильевичем, Дима преодолел бесконечную дорогу до шкафа, распахнул дверцу и на несколько секунд замер.

Дать матерчатый мягкий ремень? Не, такой Юрия Васильевича точно не устроит. Пойдет за прутом и будет только больнее. Но второй ремень - настоящий кожаный! Дима так гордился своим взрослым стильным ремнем, папиным подарком, он никогда не думал, что этот аксессуар будут применять к нему. Невзирая на порядки в гимназии, Дима воспринимал ремни дома без подтекста - там ведь его никогда не пороли. Тем более свой, личный. Только сейчас мальчишка задумался, каково будет получать таким настоящим кожаным ремнем. Но что поделать? Попробовать дать матерчатый, он ведь тоже плотный?

Дима медленно, нехотя взял кожаную полосу и протянул Юрию Васильевичу, не поднимая глаз.

[Юрий Васильевич]

Конечно от меня не укрылось ни Димино смущение, ни его колебания. Я не мог знать о чём он думает, может выбирал между несколькими ремнями, а может между ремнём и прутом - ведь это только со стороны очевидное решение, но своим ремнём получать совсем не тоже самое, что каким-то там. Тем не менее, несмотря на все колебания, ремень он мне протянул, причём такой, весьма солидный и увесистый.

- В этом сейчас смелости намного больше, чем в твоём курении, - я посчитал необходимым это отметить, - надеюсь ты продолжишь в том же духе. - Я взял ремень и протянул вторую руку: - Остальные сигареты давай, - Дима съехал с этой темы, но я такие вещи не забываю.

[Дима Соловьев]

- Угу, - тихо отозвался Дима. Было бы приятно, что отмечают его смелость, но только не в такой ситуации! Безысходность какая-то.

Мальчишка ожидал приказа лечь на кровать или, что еще хуже, встать у стола, но совершенно не ожидал того, что от него потребовали дальше. Дима посмотрел на Юрия Васильевича, в голове мелькнули допросы жутко хитрых инквизиторов, которые проходили на истории. Да как он вообще это делает?! Ничего не забывает!

- Я отдал, - Димин голос звучал глухо и твердо. Мальчишка сам не знал, почему идет на риск. Не то чтобы очень жаль было оставшихся сигарет. Не то чтобы он считал, что их не найдут - хотя в целом, такая уверенность у него была. Но в целом проснулось какое-то упрямство. Почему Юрий Васильевич всегда его побеждает? Подраться толком не дал, разнял, потом выпорол, потом пришел к нему в дом и потребовал отдать сигареты и принести ремень. А Дима все слушается да слушается. Должно же у него быть хоть какое-то свое пространство, хоть какое-то свое решение.

[Юрий Васильевич]

- Я отдал, - Димин голос звучал глухо и твердо.

- Безумству храбрых поём мы песню, - сказал я негромко, но Дима конечно слышал. Я ему не верил, причём совершенно открыто. - Я конечно мог бы поискать, и я уверен, что нашёл бы, но я не буду этого делать.

Я вытащил из кармана телефон. Вторая рука была занята ремнём, так что я решил не набирать запрос, а справиться голосом.

- Окей, гугл! Сколько сигарет в пачке Мальборо? - пришлось поинтересоваться, так как я не курил и не мог знать точно, а пачку, которую дал мне Дима я уже смял и засунул в другой карман.

- В пачке Мальборо 20 сигарет, - прозвучало на всю комнату. В общем-то как я и предполагал.

- Я правильно понимаю, что ты выбираешь отвечать своей задницей за 17 сигарет?

[Дима Соловьев]

Дима метнул острый взгляд и опустил голову. Потрясение днем после сна перешло в мучительный вечер. Юрий Васильевич его открыто зажимал в угол. Отдать? Получится признание, что соврал. И ведь врежет за вранье. Ничего не выиграешь. А если стоять на своем, тогда выпорет, уверенный в том, что ему соврали. Ну и положение! Кажется, в шахматах есть даже специальное название для такого, когда со всех сторон - плохо.

Но было совсем не до шахмат. Признаться и дать расколоть себя до последнего? Признаться, что врал? А почему он вообще должен стыдиться, что врет, это его, он сам себе купил!
- Я же сказал, что выкурил. Я здесь не первую смену, - нехорошим голосом произнес Дима, глядя исподлобья. Лицо его пылало, поэтому новый повод для волнений не добавил ничего к алой краске.

[Юрий Васильевич]

- Я же сказал, что выкурил. Я здесь не первую смену, - нехорошим голосом произнес Дима, глядя исподлобья. Лицо его пылало, поэтому новый повод для волнений не добавил ничего к алой краске.

- Как знаешь! - я лишь пожал плечами. Выбор дали? Дали. Он выбрал. Настало время отвечать за этот самый выбор. - Снимай штаны и ложись, - я кивнул на кровать, сам тем временем встал, чтобы отодвинуть стол к стене, как-то по центру комнаты он занимал слишком уж много места.