Попытка не пытка

[Славка]

- Я не... Ауу! - разумеется, Ванька тут же открыл рот, чтоб возразить, что не воровал, а просто взял в долг и позабыл вернуть, как обычно и говорил в таких случаях - Тальберг никогда не грешил излишней честностью. Вот только на сей раз Славка был совсем не склонен разводить канитель надолго, и практически без перерыва обрушил на Ванину многострадальную (ну, то есть - пока еще не очень многострадальную - кожа только-только начала розоветь) задницу град ударов, один сильнее и больнее предыдущего, заставляя растянувшегося на диване мальчишку ссучить ногами и нетерпеливо вилять задницей.

Я успел заметить как перед самым ударом Ванька сжался. Дурак конечно, но откуда же ему знать, что так больнее, да и... я вот знаю, можно подумать пользуюсь, страшно же, вот и сжимаешься в комок, забывая обо всех теориях, и чем дальше, тем больше на них наплевать, иногда и отдышаться-то не успеваешь, не то что сообразить где что расслабить.

- ШЛЁП! - я сейчас не думал о том, что и сам не даю Ваньке передышку, - ШЛЁП! - просто махал ремнём, стараясь не бить два раза по одному и тому же месту, - ШЛЁП-ШЛЁП-ШЛЁП! - видимо представляя на себе, каково это когда подряд, но послаблений в остальном не делал, - ШЛЁП! ШЛЁП! - порка так порка.

[Ваня]

- ШЛЁП! - я сейчас не думал о том, что и сам не даю Ваньке передышку, - ШЛЁП!

Как же он сейчас жалел о том, о чем мечтал парой минут тому назад!.. То, что было сейчас, даже в подметки не годилось прошлому разу! Брызнувшие из глаз слезы смыли последние осколки полупризрачных фантазий и лихорадочного возбуждения, пробивашегося до тех пор сквозь страх и желание.. Хотя...
Возбуждения тоже никакого ни следа не осталось - вырванное из под контроли разума тело жило собственной жизнью, извивалось, брыкалось и забыло про все-все *спущенные* по спинному мозгу директивы - про то, что это сам, про то, что приятно... Будет... Обо всем, кроме одного - Ванька пока что помнил, что его никто никуда не отпускал, поэтому изо всех сил сжимал в руках скомканную подушку, тихо пока еще постанывая от боли:
- Аай!.. Уууу...

- просто махал ремнём, стараясь не бить два раза по одному и тому же месту, - ШЛЁП-ШЛЁП-ШЛЁП! - видимо представляя на себе, каково это когда подряд, но послаблений в остальном не делал, - ШЛЁП! ШЛЁП! - порка так порка.

Друг оказался вдруг...
Нет, Славка бы по-прежнему друг, и самый что ни есть верный, надежный и проверенный, совсем даже не *так*, но Ваньке в данный момент времени от этого было ни капли не легче - наоборот, ретиво взявшись за выполнение дружеских обязательств по причинению другу кайфа, пускай и таким странным, необычным способом, Громов явно чересчур увлекся...
Ответив на увеличение интенсивности *отеческих* наставлений в отношении его задницы в самом дружеском исполнении, Ванька забился с новой силой, меся кулаками подушку, уткнулся носом в подушку и часто хватая ртом воздух, принялся пищать тонким голоском, срывающимся на визг:
- А-а-ааай, больно.... Пожалу... АААЙЙ!!! Ааххмммммм... Уаййяяаааууу!
Спроси его кто-нибудь прямо сейчас, он едва ли нашел бы в порке чего-нить возбуждающее... Вообще чего-нибудь...

[Славка]

- А-а-ааай, больно.... Пожалу... АААЙЙ!!! Ааххмммммм... Уаййяяаааууу!

По виду Ваньки так невозможно было подумать, что ему нравится - стонал, визжал, вскрикивал и брыкался он не меньше, чем я во время порки. Хотя, что-то он ведь там говорил, что ему нравится после, только вот я смутно помнил что после - то ли ощущения в попе, то ли вспоминать как пороли, но в общем-то без разницы, сказал же нравится, а раз для этого нравится надо сначала по попе надавать, то получай:

- Шлёп... Шлёп... Шлёп...

Вспомнив о том, что я начал с первыми ударами что-то там про магазин говорить, я решил продолжить, создавая иллюзию реального наказания не только силой ударов:

- Ты подумал о том, что воровать нельзя? - ШЛЁП! ШЛЁП! ШЛЁП!

[Ваня]

Хотя, что-то он ведь там говорил, что ему нравится после, только вот я смутно помнил что после - то ли ощущения в попе, то ли вспоминать как пороли, но в общем-то без разницы, сказал же нравится, а раз для этого нравится надо сначала по попе надавать, то получай:

- Шлёп... Шлёп... Шлёп...

Нифига ему уже не нравилось, нифига! Хотелось водки, анальгину и большооое такое ведро льда... Первое и второе в рот, а третье - на зааадницууу!!! Ремень продолжал свою болезненную прогулку по Ваниной заднице, оставляя за собой жгучую боль, жар, жжение и яркие, вспухшие отметины, начавшие уже сливаться в одно большое розовое пятно - маленькая и крепкая задница Тальберга была небольшой мишенью, и уже теперь на ней не осталось ни одного местечка, по которому бы уже не прошелся направляемый недрогнувшей (И как только может - лучшего друга!? ) рукой Славки ремень.
Громов бил по одним и тем же местам практически без перерыва, что делало все происходящее намного - в два, три, десять раз больнее!
Ноги подростка частили дробь по одеялу, на спине и красном, напряженном, перекошенном от боли, напряжения и смущения лице выступил пот, пальцы добела сжимали подушку...
Помимо пота достаточно было и другой влаги - по щекам крупными капельками стекал пот и слезы, заложенный нос сочился точно такой же соленой влагой, и высоко повизгивающего подростка подташнивало от этой солености:
- Ах... ОууууМММММММ!!!.. Славка... Уйййяяя, больно!!

Вспомнив о том, что я начал с первыми ударами что-то там про магазин говорить, я решил продолжить, создавая иллюзию реального наказания не только силой ударов:

- Ты подумал о том, что воровать нельзя? - ШЛЁП! ШЛЁП! ШЛЁП!

Тальберг частенько думал о том, что это нельзя - месяц или два назад, когда попробовал впервые что-то стащить - или когда развивал свои успехи в нелегком ремесле. Тогда ему было и стыдно, и страшно иногда, и даже частенько хотелось вернуть стыреное обратно...
Однако со временем, по мере увеличения количества удачных *тыров*, Ванька предпочитал думать об этих печальных пятнах на его биографии не как о кражах... А скорее как об одолжениях на время... Ну одолжил... Бывает... Только вернуть.. Забыл.. Такой обман оказался для мальчишкиной совести вполне достаточной ширмой, так что он мог даже и не думать... И не думал.
Зато сейчас, извиваясь на кровати под жуткими ударами, вжимая в мягкость покрывала свой исстрадавшийся круп, Ванька крепко задумался над нехорошестью своего поведения. Мальчишка громко, не стесняясь уже, ревел в голос, выделывая на Славкиной постели все более замысловатые кульбиты, и жалобно просил сжимаясь под очередным ремнем, давая сакраментальные обещания:
- Аааай... Больно... Я никогда... Никогдааа не будУУУу!!! Честноо... Я буду думааАААААть!...

[Славка]

Ноги подростка частили дробь по одеялу, на спине и красном, напряженном, перекошенном от боли, напряжения и смущения лице выступил пот, пальцы добела сжимали подушку...
Помимо пота достаточно было и другой влаги - по щекам крупными капельками стекал пот и слезы, заложенный нос сочился точно такой же соленой влагой, и высоко повизгивающего подростка подташнивало от этой солености:
- Ах... ОууууМММММММ!!!.. Славка... Уйййяяя, больно!!

- А ты чего ж хотел, - ШЛЁП! ШЛЁП! - изумлённо воскликнул я, - порка - это всегда больно, даже очень - ШЛЁП!ШЛЁП!ШЛЁП! - Так что теперь терпи.

Я старался изо всех сил, старался не жалеть вопящего и виляющего во все стороны попой Тальберга, старался бить сильно и твёрдо, чтобы всё как по-настоящему и очень надеялся на то, что хоть на какое-то более-менее продолжительное время Ванька насытится и прекратит эти разговоры и расспросы.

Мальчишка громко, не стесняясь уже, ревел в голос, выделывая на Славкиной постели все более замысловатые кульбиты, и жалобно просил сжимаясь под очередным ремнем, давая сакраментальные обещания:
- Аааай... Больно... Я никогда... Никогдааа не будУУУу!!! Честноо... Я буду думааАААААть!...

- Вот это правильно - ШЛЁП! - Думать вообще всегда полезно - ШЛЁП! - А не только когда рука тянется чтобы сунуть что-то себе в карман - ШЛЁП!

Опять половина фраз принадлежала дяде Серёже, сколько раз он сам их слышал, находясь на Ванькином месте и кто бы вообще мог подумать, что он сам в скором времени будет махать ремнём и изрекать их с умным видом.

[Ваня]

- А ты чего ж хотел, - ШЛЁП! ШЛЁП! - изумлённо воскликнул я, - порка - это всегда больно, даже очень - ШЛЁП!ШЛЁП!ШЛЁП! - Так что теперь терпи.

Ох... Никогда-никогда-никогда Ванька не думал, что оно может быть и будет так больно. Обманувшись прежним разом, мальчишка не ожидал такого... Если бы подросток мог в настоящий момент думать и принимать осознанные решения, то наверняка бы зарекся даже думать на эту тему, не то что говорить или тем паче - самому вот в таком участвовать!... Но это так - все домыслия и мыслишки.
На деле же и в настоящий момент Тальбергу было вовсе не до глупых рассуждений о том, что, как, почему и сколько вешать в граммах - ему было больно. Хотя нет, не так - это не было больно, это было ужжасно БОЛЬНО.
В глазах уже было мутно от слез, от них же - хотя еще и от слюней и другого - намокла Славкина подушка под щекой, потяжелели волосы на затылке, взмокла спина... В голове шумела листьями столетняя дубрава а в висках, ломило так, будто эритроциты решили собраться и устроить там дискотеку на весь наличный состав...
Кто бы мог подумать, что *фигово* и *больно* - это настолько разноплановые понятия? Разнообразные... Фигово ьыло все, болело, опять-таки, все - и пальцы, буквально вросшие в подушку, и плечи, и напряженная спина... Но все, абсолютно все, даже вместе взятое - не шло ни в какое сравнение с пожаром, горевшим на заднице и бедрах...
А эта вот постоянная, жгущая, пульсирующая и дергающая боль раз за разом вспыхивающая, казалось, прямо в мозгу и рикошетом отлетающая вниз вдоль хребта, гудящая на воспаленной, изукрашенной алыми полосами коже...
Терпеть уже не было совершенно никаких сил, особенно когда Славка частил, лупя сериями - и Тальберг вопил в голос, срываясь с подросткового баска почти на визг:
- Славкаааа... Аай... Аааааауууу... Хватиит... :cry ПожАААА... Луйстааа... Ну хватиииИИИИт! Не надаААААААААЯЯЯЯЯЯУУУУ!! Я не хочууу!!! Я АААААУУУУУ!!! Ааа! Я не... - казалось бы, что может быть искренней чем слезы? Однако Громова, похоже, такие мелочи не смущали и ответом на отчаянные Ванькины вопли стало лишь некоторое снижение частоты ударов - и суровые, жесткие, жестокие слова:

- Вот это правильно - ШЛЁП!

Ванька дернулся всем телом, выгнул спину, приподнявшись над мгновение над своим эшафотом (на самых кончиках пальцев!), и слезливо крикнул:
- Ай-ай, больнооо! Достаточно, не надо больше...

То, что Славка стал бить реже, должно было бы облегчить муки подростка, но напротив, сослужило Ваньке весьма дурную службу -боль кипела на коже и в мышцах с ничуть неменьшей силой - просто вопли мальчишки приобрели большую осмысленость... Вот только обретенная способность думать, что говоришь была лишь жалкой насмешкой:

- Думать вообще всегда полезно - ШЛЁП!

- ААААААААЯЯЯАА!!! Я думаюю!... - прорыдал несчастный подросток, запоздало виляя в сторону, как бы в надежде на то, что очередной хлопок придется не на многострадальную жопу *Там уже наверное кровь? *, а по спине... Или даже... по одеялу?
Надсадно и хрипло дыша, Ванька вильнул исстрадавшимся задом, (хотя нет, наверное все же исстрадался сам Ванька? ) , и чуть отполз в сторону, будто бы гадеясь, что от этого станет хоть капельку полегче...

- А не только когда рука тянется чтобы сунуть что-то себе в карман - ШЛЁП!

- АААААААУМММ!!! Ааа! Яааааайййяяяя! Хватииииит! - в чем-то Ванькино желание сбылось и новый удар волей случая действительно пришелся не по попе, однако мальчишка вряд ли мог себя этим порадовать: развернувшись в воздухе боком, *неправильный* ремень застал подростка в очередном маневре, с раскорячеными в разные стороны ногами, в движении, в очередном неуправляемом прыжке. Тяжелая, раскалившаяся докрасна кожаная полоса с чуть более глухим щелчком впилась в бедро Тальберга, обвила округлость ноги, а полукруглая, тугая и жесткая петля проскользнула между ног, опалив нежную, нетронутую пока кожу в опасной близости от сжавшегося Ванькиного *мешочка*... Это было даже больнее, чем только что и по жопе, это было... Именно этот подлый удар и доконал несчастного Тальберга:
Подскочив на месте, Ваня тонко заверещал и упав на бок, торопливо откатился в сторону- подальше от своего мучителя, к спинке дивана. Заикаясь от волнения, боли и недостатка кислорода, трясясь всем телом, Ванька самозабвенно ревел и столь же самозабвенно тер ладошками полыхающий костром зад, периодически жалуясь:
- Больноооо!!! Не наадооо... Славаааа...
В отличие от той, домашней порки, подростка совершенно не смущало *немужское* поведение с его стороны - боль была слишком сильнй, а бояться, что плач услышат соседи, было не нужно - судя по той частоте, с которой порроли владельца кровати, занятой сейчас Ваней, они давно уже привыкли к детским крикам в этом доме...

[Славка]

Терпеть уже не было совершенно никаких сил, особенно когда Славка частил, лупя сериями - и Тальберг вопил в голос, срываясь с подросткового баска почти на визг:
- Славкаааа... Аай... Аааааауууу... Хватиит... :cry ПожАААА... Луйстааа... Ну хватиииИИИИт! Не надаААААААААЯЯЯЯЯЯУУУУ!! Я не хочууу!!! Я АААААУУУУУ!!! Ааа! Я не...

На самом деле слушать вопли было трудно, а уж с учётом того, что вопил лучший друг - вообще невыносимо. Я постоянно твердил про себя, что это сам, он сам, он этого хочет и я должен потерпеть. Помогало мало, но я не останавливался и скрепя сердце продолжал усердно махать ремнём, вызывая тем самым всё новые и новые вопли.

- Ай-ай, больнооо! Достаточно, не надо больше...

На пару секунд я даже замер, "хватит" э то ведь не просто "больно", хотя... ведь если настоящая порка, то никто на твоё "хватит" никакого внимания не обращает, мало ли что ты хочешь, заслужил - получи, так что, отогнав всякие ненужные мысли, я продолжил.

- АААААААУМММ!!! Ааа! Яааааайййяяяя! Хватииииит! - полукруглая, тугая и жесткая петля проскользнула между ног, опалив нежную, нетронутую пока кожу в опасной близости от сжавшегося Ванькиного *мешочка*... Это было даже больнее, чем только что и по жопе, это было... Именно этот подлый удар и доконал несчастного Тальберга:
Подскочив на месте, Ваня тонко заверещал и упав на бок, торопливо откатился в сторону- подальше от своего мучителя, к спинке дивана. Заикаясь от волнения, боли и недостатка кислорода, трясясь всем телом, Ванька самозабвенно ревел и столь же самозабвенно тер ладошками полыхающий костром зад, периодически жалуясь:
- Больноооо!!! Не наадооо... Славаааа...

- Упс... - я заметил, что ремень залетел несколько не туда куда должен был, но кто же виноват, что Тальберг так крутит задом и расставляет ноги. Вообще, мне конечно тоже иногда прилетало не туда, поэтому я отлично понимал ощущения Ваньки - это было гораздо больнее, хотя, я мог поспорить, что ещё за секунду до этого удара, Тальберг считал, что больнее быть уже просто не может.

Я поглядел на сжавшегося в комок ревущего друга, откатившегося от меня насколько смог и волна жалости накрыла меня с ног до головы. Дико хотелось всё прекратить, сказать что-то в утешение, пожалеть, но ведь я тогда сломаю ему кайф, а раз уж взялся... В который раз я уговаривал себя с помощью одной и той же причины и пока вроде хоть и с трудом, но получалось. По идее, надо было бы на что-то разозлиться, получилось бы лучше и тут на помощь пришла память, услужливо подкинувшая картину, на которой Тальберг разглядывал Юлькину фотку.

Дав Ваньке пару минут отдыха, я вытянул вперёд руку с ремнём и указал на то место на диване, где он совсем недавно крутился:

- Укладывайся обратно, продолжим, - вышло очень даже хорошо, в меру строго, но абсолютно спокойно.

[Ваня]

Ванька, лежал в безопасном уголке, уткнувшись лицом в сгиб локтя и сдавленно ревел, мелко трясясь всем телом. Происходящее осознавалось им мутно и как бы со стороны, то есть - слышал, что кто-то кричит над ухом, тонко, визгливо и противно... Просит чего-то... И плачет - ужасно, нестерпимо громко...
Чувствовал жгучую, режущую, пульсирующую боль сзади, притом *больно* не ограничивалось одной только попой - оно было почти везде, поднималось выше и спускалось ниже - больно было все - двигаться, дышать, думать...
Лишь спустя добрую минуту Ванька наконец сообразил, что все эти *пожалуйста, не надо* и *больно*, перемежаемые скулежом и ревом - это все он сам, идиот несчастный... И счел за лучшее заткнуться...
Боль медленно отступала, теряла резкость и медленно отступала... Недалеко...
И сам подросток, несчастный, избитый и уставший, постепенно успокаивался - каждый новый всхлип был тише и звучал менее жалко, чем придыдущий... Уверенный в том, что это конец, что уже уже не будет и быть не может, Ванька отдыхал, бессознательно растирая горящие половинки беззумно холодными пальцами... Это было счастье! Самое настоящее счастье - пускай и со слезами на глазах...
Не для всех. Неожиданно вновь звякнувшая пряжка заставила Ваньку нервно встрепенуться, мальчишка уставился испуганными, огромными, как пара блюдец глазами на друга - а тот, угрожающе помахивая ремнем (У Ваньки аж дрожь прошла! ) потребовал:

- Укладывайся обратно, продолжим, - вышло очень даже хорошо, в меру строго, но абсолютно спокойно.

Трудно даже представить ужас, обуявший Ваньку при этих словах. Что? Укладывайся!? Продолжим!?!!... Нет! Не надо, не хочу, не буду!!! Не хочууу!
Завороженно глядя на покачивающуюся в полуметре от его собственного мокрого носа страшную кожаную полоску, петлей свисающую из кулака друга (Лучшего друга!!!), Тальберг сжался, буквально прирос к спинке дивана и с трудом разлепив непослушные губы тихонько попросил, чуть заикаясь от волнения:
- Не... Не ннадо! П-п-пожжалуйста! Я... Я... - мальчишка всхлипнул, утер кулаком нос и вновь заплакал:
- Я больше не будууу!

[Славка]

Завороженно глядя на покачивающуюся в полуметре от его собственного мокрого носа страшную кожаную полоску, петлей свисающую из кулака друга (Лучшего друга!!!), Тальберг сжался, буквально прирос к спинке дивана и с трудом разлепив непослушные губы тихонько попросил, чуть заикаясь от волнения:
- Не... Не ннадо! П-п-пожжалуйста! Я... Я... - мальчишка всхлипнул, утер кулаком нос и вновь заплакал:
- Я больше не будууу!

Похоже Ванька всерьёз рассчитывал, что это всё, хотя я ничего такого не говорил и это могли быть всего лишь догадки с его стороны. Нет уж, я уже решил, что ещё немного, но получит, как раз за Юльку, чтобы впредь неповадно было. Ему говорить необязательно, но для себя я буду считать, что это так, пусть будет маленькая месть.

- Ложись, я сказал, - повторил я тем же тоном, не реагируя ни на плач, ни на просьбы. - Чего не будешь-то хоть знаешь? - кому как ни мне знать это "больше не буду" и как оно произносится не задумываясь.

[Ваня]

- Ложись, я сказал, - повторил я тем же тоном, не реагируя ни на плач, ни на просьбы.

Тальберг нерешительно пошевелился, по сморщенной мордочке двумя бурными горными потоками стекали самые настоящие ручьи слез.
В голове образовался мучительный вакуум а где-то в районе желудка, куда не выдержав тяжеленного, как две бетонные плиты Славкиного взгляда убежало сердце, бушевал настоящий ураган:
*...Как же это так? Он же не хотел, зачем ему это? Зачем? Зачем, зачем, зачем? Я просил... Но я же и потом тоже просил - чтобы не наказывал больше, что я не могу больше терпеть...*
Мальчишка открыл рот - воздуха решительно не хватало з и шумно втянул воздух. Получился всхлип... Почти силком отцепив руку от задницы, Тальберг шумно вытер нос и опустил глаза с лица друга - решительного, бледного (От гнева?! ) и почему-то тоже покрытого бисеринками пота, на хищный ремень, невольно дернулся. Ему-то что!?

- Чего не будешь-то хоть знаешь? - кому как ни мне знать это "больше не буду" и как оно произносится не задумываясь.

- Славочка, ну хватит! Ну пожалуйста, умоляю... - торопливо залепетал Тальберг, сделав нерешительное движение вперед, туда, куда указывал друг, и тут же боязливо вернулся назад - это опять был ремень, была боль, был позор... Слезы, сопли и больно - этим все было сказано...
Странно, но... От одного Славкиного голоса Ванька чувствовал прямо-таки холодящую тяжесть внизу живота, страшную и непонятную покорность, всерьез готовый лечь и терпеть, терпеть, терпеть... Он бы и лег - но по сути своей с самого мелкого детства был трус... Никогда - до Славки! - не лазил по деревьям, не дрался - хотя даже вместе со Славкой почтивсегда был бит - не курил... Славик не курил, но силу, чтобы понять для себя свою дымоглотательную сущность нашел именно в живой улыбке вот этого вот грозного и страшного кадра с рыжим и ужасным ремнем... Не подчиниться было почти страшно - как будто за это его могли... До полусмерти засечь, в тюрьму посадить, убить! Но лечь под.. Нет, это было страшнее!
Поэтому, привстав на коленках, бережно поглаживая распухшие и неровные ягодицы, Ванька продолжал проситься на волю, то и дело громко хлюпая забитым носом:
- Славка, ну не нужно больше, ну умоляю... Не надо больше ремня! Я больше правда никогда не буду... - на мгновение мальчик сбился, мучительно выдумывая, чего же он не будет, но вспомнив то, чем Громов сопровождал порку, выдавил сквозь полившие с новой силой слезы:
- Кра-а-а-а-асть!...

[Славка]

- Славочка, ну хватит! Ну пожалуйста, умоляю... - торопливо залепетал Тальберг, сделав нерешительное движение вперед, туда, куда указывал друг, и тут же боязливо вернулся назад.

- Я два раза повторять не буду, - в голосе добавились металлические нотки, но сделано это было опять с большим усилием, всё же я чувствовал, что ещё чуть-чуть и я сдам позиции, ну сколько можно себя заставлять, не хочет больше и не надо, а получается, что надо ему, а настаиваю я - абсурд. - Ты меня хорошо слышал? - пожалуй это была последняя попытка.

- Славка, ну не нужно больше, ну умоляю... Не надо больше ремня! Я больше правда никогда не буду... - на мгновение мальчик сбился, мучительно выдумывая, чего же он не будет, но вспомнив то, чем Громов сопровождал порку, выдавил сквозь полившие с новой силой слезы:
- Кра-а-а-а-асть!...

- Точно, после такого не будешь, - я даже не стал спорить или что-то говорить ещё, просто ждал, правда всё-таки дрогнул от слёз друга и добавил, понимая, что это намного облегчает ситуацию: - Ещё 5 раз и свободен, - страшнее всего ведь неизвестность.

[Ваня]

- Я два раза повторять не буду

- Но... - теряя последние остатки воли к сопротивлению, пролепетал в ответ мальчишка, заливаясь слезами и испугано глядя на друга:
- Да...

- Ты меня хорошо слышал? - пожалуй это была последняя попытка.

- Я... Я слышал! - вновь вынужден был признать Ванька, очевидное. Как же - не слышал?.. Он шевельнулся, наклонился вперед, затравленно глядя прямо перед собой...
Это было страшно, немыслимо и непонятно. Тальберг сам не верил, что можно вот так - самому... Как баран, как непонятно что... Тряпка! Лечь и терпеть... Ну ладно - Славка... Дядя Сережа вон какой - не захочешь, а положишь - но он-то сам? Неужели вот сейчас не смог бы вырваться?..
О том, что вырываться было бы по меньшей мере глупо Тальберг сейчас не думал. Как и о том, что сам напросился - это все осталось где-то за краем сознания и за краем этой реальности. Это час назад они были друзья, пускай и чуть-чуть в разладе - а сейчас в комнате был очень виноватый мальчишка, чувствующий себя очень маленьким и несчастным - и Славка, большой и грозный... Строгий. И был он не друг а как бы воспитатель или родитель на самом деле... Тот, кто имеет право...
А на что в сущности имел право он, Ванька? Ни на что. Слушаться!.. Свыкнувшись с этой мыслью, Ваня хлюпнул носом последний раз, вытер нос и глубоко вздохнув, сглотнул - в глотке будто твердым комом что-то застряло, что мешало дышать и нормально говорить..

- Точно, после такого не будешь, - я даже не стал спорить или что-то говорить ещё, просто ждал, правда всё-таки дрогнул от слёз друга и добавил, понимая, что это намного облегчает ситуацию: - Ещё 5 раз и свободен, - страшнее всего ведь неизвестность.

- Пять? - помедлив, переспросил Ванька, неуклюже переминаясь с одной коленки на другую, потер щеку и вдруг - абсолютно неожидано вспомнил о том, что абсолютно голый... Вздрогнул, резко выдохнул - и осторожно, незаметно проведя ладонью по бедру, ощущая липкий холодный пот на коже, прикрылся. Ненавязчиво - как бы случайно - и нерешительно попросил, чуть подавшись вперед:
- Слава... А можно хоть не там? Очень-очень больно...

[Славка]

И всё-таки Ванька прислушивался к тому, что я говорил и даже лечь обратно попытался, значит слушается, только страх силный мешает, но это ведь можно понять - у самого бывают ступоры, когда понимаешь, что если сейчас не сделаешь, что сказали, будет хуже, но никак, не переступить через себя.

- Пять? - помедлив, переспросил Ванька, неуклюже переминаясь с одной коленки на другую, потер щеку и вдруг - абсолютно неожидано вспомнил о том, что абсолютно голый... Вздрогнул, резко выдохнул - и осторожно, незаметно проведя ладонью по бедру, ощущая липкий холодный пот на коже, прикрылся. Ненавязчиво - как бы случайно - и нерешительно попросил, чуть подавшись вперед:
- Слава... А можно хоть не там? Очень-очень больно...

Однако число не возымело должного воздействия, я думал он более резво уляжется, а Тальберг всё равно медлил, да ещё и про стыд вспомнил, меня это его прикрывание вообще умиляло - сколько раз я его только сегодня голышом видел, нет, всё равно строит из себя красну девицу.

- Знаю что больно, - задавил я в себе очередную волну сочувствия, - ты не крутись так сильно и ноги не раздвигай и всё будет путём. Давай, вперёд!

[Ваня]

Сложно не прислушиваться к мнению человека, когда он с ремнем, а ты - голозадый, стоишь перед ним на коленях и лепечешь что-то там о прощении и то, что *не надо*... Еще бы не прислушаться!
Ванька вновь недовольно пошевелился, замучено постанывая - двигаться даже само по себе казалось больно...
А ему предстояло еще целых пять таких ударов! Дело не втом , впрочем, каких - намного ужаснее по мнению Ваньки было то, что всем им предназначено было соприкоснуться с его жутко саднящими булками - и подростку этого жутко не хотелось. Вот только...
Что-то такое, подло забравшееся в душу пару месяцев тому назад активно препятсвовало встать и сказать спокойно, без слез и нытья, как положено белому человеку:
*- Хватит...*
Проще говоря, проникшись благоговейным ужасом перед тяжелой и больной кожаной полоской, Тальберг морщился, страдал, все еще почти ревел - но продолжал *лизать кактус...*. Удовольствие от процесса он теперь вряд ли испытывал, но прекратить - нет. От одной мысли начисто пропадали слова и в животе начинало больно ворочаться что-то холодное и скользкое... Как будто и не ели ничего в лесу...

- Знаю что больно, - задавил я в себе очередную волну сочувствия, - ты не крутись так сильно и ноги не раздвигай и всё будет путём. Давай, вперёд!

Подросток дернул плечом, вымучено поглядел на Славку, подслеповато щурясь, и только спросил:
- Тебе нравится?... - и тут же испуганно прищурился, ожидая вот точно такого же хлесткого хлопка по лицу. Ничего не произошло, и Ваня к своему позору и стыду - привычным вообщем чувствам - понял, что он не сказал а только подумал. И решил что говорить пожалуй все же не стоит. А то мало ли чего...
*Вперед* Ванька не хотел. Категорически не хотел. Но лег. Кряхтя вытянулся на диване, чувствуя животом выпуклость сбитого в кучу одеяла. На сей раз, правда, Тальберг начисто проигнорировал растраханую подушку и устроился на эшафоте чуть под углом, подтянул под себя руки, поворочался, взял себя за локти и расслабился на мгновение, выдохнув, и медленно опустил лицо на кровать.
Говорить ничего, понятное дело, не нужно было - это была Славкина привилегия - да и не хотелось. Чуть повернув голову, Тальберг уткнулся носом в одеяло и сквозь слипшиеся прядки волос, упавшие на лицо безразлично глядел в окно на серый мир. Капли на сьекле или сам длждь видно не было но его можно было себе представить...
Все это происходило в абсолютном молчании, прерываемом только громом за окном, громким, хлюпающим дыханием одного подростка и позвякиванием пряжки от ремня в руках другого...

[Славка]

Больше Ванька не стал ничего просить, говорить или спрашивать, видимо понял серьёзность моих намерений и что я не собираюсь уступать. Ох и непросто ему сейчас было, но Тальберг справился с собой и принялся устраиваться на прежнем месте.

Надо сказать, он совсем не торопился, делал всё как в анекдоте - "медленно и печально", но я не торопил, делает ведь и ладно, времени ещё много, хотя оно работает против меня - настрой пропадает и решимость тает на глазах.

Прислушавшись к себе, я понял, что даже мысли о Юлькиной фотке уже не вызывают злости и поспешил закончить это дело, пока ещё хватает духа хоть как-то махать ремнём.

- Шлёп! - удар вышел явно слабее предыдущих, хотя Ванька этого мог и не заметить, после перерыва боль чаще кажется сильнее, чем до. - Шлёп! - чуть сильнее.