Кони привередливые

[Олег Макарович]

Олег невольно даже позавидовал тренеру: Борисыч смылся так технично, что никто и пикнуть не успел. Хитрый! Олег не хуже него представлял, тчо сейчас будет, и, пожалуй, сам не против был так же тихонечко исчезнуть. Жаль, мечта эта неосуществима.

- КАК на две недели!!! – выкрикнул обретший дар речи Данька. – КОГО НА ДВЕ!!! Ну, седня, ну, завтра, - он тут же предложил компромисс. – Но чё на две-то! - во врачиху уперлись два сердитых глаза.

- Так. - Веско и спокойно оборвала Данькины вопли врачиха. Ты, медвежонок, что, медицинское образование получил? Если две недели не переждать, можешь на первой же серьезной тренировке снова вывихнуть лодыжку. И вывих может стать привычным, занчит прощай хоккей. Так что не пищать и медицинских указаний мне тут не оспаривать, понятно? Торговаться я с тобой не буду. Через недельку покажешься мне, и если будешь умником и сделаешь как тебе сказано - разрешу обкатывать коньки, но НЕ на тренировках.

[Данька]

В принципе в словах врача был смысл. И если бы Данька прислушался, он бы его уловил. Но Данька никого и ничего не желал слушать. Его пытались лишить любимой игрушки, и он не собирался сдаваться без боя.

- А вы-то его получили! - продолжал орать на тетку Данька. - Чё вы вообще понимаете. Сами вправили... без наркоза, - Данька нес полную чушь, но надо было вставить хоть одно медицинское слово "для весу", - а теперь еще на две недели! Да это вообще!!! Чё я две недели делать-то буду! Это... - Данька задохнулся от гнева.

[Олег Макарович]

Олег, как только убедился, что драгоценный ребенок более-менее жив, здоров и невридим, сразу успокоился, и поэтому крайне неодобрительно воспринял последнее Данькино выступление.

- А вы-то его получили! - продолжал орать на тетку Данька. - Чё вы вообще понимаете. Сами вправили... без наркоза, - Данька нес полную чушь, но надо было вставить хоть одно медицинское слово "для весу", - а теперь еще на две недели! Да это вообще!!! Чё я две недели делать-то буду! Это... - Данька задохнулся от гнева.

- Данила, следи за своим языком. - Нахмурившись, велел он Даньке, разворачивая его у себя на коленях так, чтобы заглянуть в лицо. - Тамара...Семеновна, извините нас. - Маленькая заминочка дала Олегу возможность прочесть имя врача на бейджике. Он его и раньше знал, но вот подзабыл, оказывается.
- Конечно мы сделаем так, как вы рекомендуете. Данила, прекращай выступать и одевайся, раз у тебя ничего не болит. - Папа был очень недоволен Данькиной невежливостью по отношению к женщине. Сколько не учи его - чуть стрессовая ситуация, и Даньку несет.
- Извиняю конечно. - Спокойно кивнула Тамара Семеновна. - Только одеваться погодите, сначала повязку наложим. И не надо, пожалуй, ему сейчас мокрое белье натягивать, идите в раздевалку и уже там облачайтесь. Я вам халат дам.

[Данька]

Данька, конечно, среагировал на "Данилу". Последнее китайское предупреждение. Где-то в животе привычно холоднуло. Если бы не стресс и травма, Данька тут же прикусил бы язык. Но сейчас все доступные механизмы торможения отключились. Даньку понесло не на шутку. Где-то в голове что-то щелкнуло и произошло то, что обычно называется "страх потерял". Данькой будто управлял кто-то другой.

- Да не сделаем мы! – он рванулся из папиных рук... опять безрезультатно. – Не буду я дома сидеть две недели! – сердито выкрикнул он. – Она вообще ниче не соображает! Надо нормального врача спросить! И не надо мне ваш халат! И повязку! – Данька чуть не сдернул с себя и полотенце тоже, но хоть здесь успел остановиться. – Вас вообще... – Данька шумно и сердито вдохнул через нос, - ...уволить отсюда надо! Сидит тут... – на последней фразе Данькин запал выгорел. Тормоза наконец-то сработали, и Данька понял, что зашел уж слишком далеко. – Вообще... – добавил он еле слышно, опасливо зыркая исподлобья на папу.

[Олег Макарович]

Данькино благоразумие, видимо, где-то загуляло. Иначе он понял бы, что папу сейчас, после того, как Олег понервничал, лучше не сердить. Но он не понял.

- Да не сделаем мы! – он рванулся из папиных рук... опять безрезультатно. – Не буду я дома сидеть две недели! – сердито выкрикнул он. – Она вообще ниче не соображает! Надо нормального врача спросить! И не надо мне ваш халат! И повязку! – Данька чуть не сдернул с себя и полотенце тоже, но хоть здесь успел остановиться. – Вас вообще... – Данька шумно и сердито вдохнул через нос, - ...уволить отсюда надо! Сидит тут... – на последней фразе Данькин запал выгорел. Тормоза наконец-то сработали, и Данька понял, что зашел уж слишком далеко. – Вообще... – добавил он еле слышно, опасливо зыркая исподлобья на папу.

- Данила! - Папа даже голос не повысил, но при этом это самое "Данила" прозвучало как резкий окрик. - Сию минуту прекрати это постдное и безобразное представление и извинись. Что-то забылся ты совсем, доргой мой. Впрочем, дома поговорим. - папа снял Даньку со своих колен, усадил на кушетку рядом и не давал тому даже рыпнуться, пока врач не наложила повязку. Потом еще раз извинился перед Тамарой Семеновной, попрощался, молча завернул Даньку в выданный халат и понес сына на руках в раздевалку. И за всю дорогу по длинному коридору не сказал ему ни слова.

Опустив сына на скамейку у его шкафчика, Олег холодно велел: - Одевайся.

[Данька]

- Данила! Сию минуту прекрати это постыдное и безобразное представление и извинись. Что-то забылся ты совсем, дорогой мой. Впрочем, дома поговорим.

- Извините, - буркнул Данька и опустил глаза в пол. Обещание "поговорить дома" его и напугало, и разозлило. За кого тут вообще папа! Что это еще за дела! Почему он не спорит с этой ужасной теткой! Впрочем, теперь это было уже неважно. Залёт был стопроцентный. Данька здорово струхнул. Ох, что будееееет.

Решив задобрить папу примерным поведением, он без сопротивления дал себя перебинтовать. Он даже не пискнул и не пожаловался на тугую повязку. Потом так же покорно встал и дал надеть на себя халат. Ехать у папы на руках и обижаться на него было трудно. Надо было обнять его за шею, чтобы не свалиться.

Опустив сына на скамейку у его шкафчика, Олег холодно велел: - Одевайся.

Данька вздрогнул и поднял на папу испуганные глаза. Папин тон ничего хорошего не предвещал. Папа не просто расстроился, а еще и рассердился. Данька открыл было рот сказать что-нибудь, но не нашелся. Он расстегнул рюкзак и начал медленно одеваться. Торопиться было некуда. Дома будет "разговор" с вполне предсказуемым результатом. Чего ж туда бегом бежать. Трусы, майка, рубашка, штаны... Одевшись, Данька почувствовал себя увереннее. Да что блин за дела! Он что, не прав? Тетка-дура его от тренировок на две недели отстранила! Это что, правильно? Щас папа успокоится, и он ему всё объяснит. Данька искоса зыркнул на папу. Мдааа. Папа однако уже спокоен...

Данька уже откровенно тянул время. Носок на левую ногу надевался чуть не полминуты. Носок на правую налез с трудом. Данька сунул одну ногу в ботинок и завязал шнурок. С правой ногой опять вышла заминка. Данька попробовал сунуть ее в ботинок – не идет. Данька начал медленно, дырочка за дырочкой, расшнуровывать шнурок, чтобы расширить "вход".

[Олег Макарович]

Олег молча ждал, пока Данька оденется, не поторапливая сына и не делая ему замечаний. Он действительно рассердился на Даньку и боялся не выдержать и "заняться воспитанием" прямо сейчас, не откладывая до дома. А этого ему не хотелось, устраивать какие-то внутрисемейные разборки на людях (ну и что, что сейчас в раздевалке пусто, место все равно общественное)папа терпеть не мог.

Данька уже откровенно тянул время. Носок на левую ногу надевался чуть не полминуты. Носок на правую налез с трудом. Данька сунул одну ногу в ботинок и завязал шнурок. С правой ногой опять вышла заминка. Данька попробовал сунуть ее в ботинок – не идет. Данька начал медленно, дырочка за дырочкой, расшнуровывать шнурок, чтобы расширить "вход".

- Оставь. - Велел папа. - До машины потерпится. - Он вручил сыну рюкзак и вместе с этим рюкзаком снова подхватил мальчишку на руки. Мельком глянув, не осталось ли чего в раздевалке, он стремительно направился к машине. С Данькой он без необходимости не разговаривал. Усадил того в машину, положил вещи в багажник, сел на свое место, завел мотор. И все молча, даже не глядя на Даньку.

[Данька]

Данька поднял на папу глаза и тут же бросил шнурки. Номер не прошел – затягивать время было больше нельзя. Он уложил в рюкзак мокрые вещи, надел пуховик и натянул на взмокшую голову шапку. Потом он покорно дал папе снова подхватить себя и донести до машины. Всю дорогу он пытался заглянуть папе в глаза - сильно сердится или так себе? Но папа упорно на него не глядел. Даньке стало совсем худо. Даже коньки больше не радовали. КОНЬКИ!!!

- Пап, - осторожно позвал Данька. – Мы коньки забыли у... у докторши, - он вжался в сиденье, будто это была его вина.

[Олег Макарович]

- Заберем позже. - Коротко сказал папа, не отрывая глаз от дороги. Притихший на соседнем сидении Данька уже не вызывал такой злости, но и разговаривать с ним не хотелось. Глупый мальчишка, тысячу раз с ним об этом разговаривали и все бестолку.
В молчании они доехали до дома, папа поставил машину у самого подъезда, вышел, достал Данькины вещи и опять как у спортцентра взял Даньку на руки. Того запала сердитости, что позволял почти не чувствовать веса, уже не было, и Данька ощутимо оттягивал руки.

Сгрузив его на пол еще в лифте, Олег вышел на своей площадке. Ничего, пройдет пару шагов сам. Он открыл дверь своим ключом, пропустил Даньку в квартиру и усадил его на тумбу в прихожей:

- Раздевайся и иди к себе.

[Данька]

Данька прохромал из лифта до двери. Нога всё еще прилично ныла и наступать на нее было неприятно. Данька уселся на тумбу и прислушался. Мамы дома не было. Даньке стало неуютно. Конечно, мама тоже небось не обрадовалась бы, узнав, как он нагрубил докторше, но с ней было как-то... спокойнее. Даньке стало прохладно. Может, оттого, что не вытерся, а может, просто от страха. Как-то всё пошло совсем не так. Отличное начало дня, классный подарок... хоть бы не стащили...

Данька потянулся развязывать шнурки на ботинках. Папино распоряжение он услышал и отреагировал кивком куда-то в пространство. Смотреть на папу или затевать дискуссию не хотелось.

Данька стащил ботинки, повесил на гвоздь пуховик, забросил наверх шапку и, подхватив рюкзак, поплелся к себе в комнату. Закрыть за собой дверь он не решился. Папа может как-нибудь неправильно это расценить. Лучше его сейчас лишний раз не злить. Раздеваться Данька тоже не стал – в штанах было всё же не так страшно. Хотя, если папа решит всё-таки "поговорить", надолго они на нём не задержатся.

Данька сел на кровать, вздохнул и откинулся на спину. Полежал немного, глядя в потолок, и снова сел прямо. Скорей бы папа уже пришел и уже что-нибудь бы решилось...

[Олег Макарович]

Папа посидел у себя в комнате и постарался совсем успокоиться. Не годится устраивать разборки, пока внутри еще клокочет ...нет, не злость, но...все же Данька умудрился рассердить папу как следует.

Потом Олег встал, прошел через коридор к кладовке...по пути мельком увидев через распахнутую дверь сидящего на кровати Даньку.

Папа открыл дверцу кладовой и задумчиво осмотрел аккуратно разложенные по полкам вещи. В самом уголке притаилась купленная в Австралии трость - абсолютно такая же, которой попало Даньке после акульего приключения. папа посмотрел на нее, но достать не сделал даже попытки - сейчас не тот случай. Слишком серьезная штука.

Но в то же время, чем старше становился сын, тем строже с него становился спрос. И просто отшлепать его за такое бузобразное поведение было мало.

И тут на глаза попался старый, чуть не антикварный, дедовский еще чемодан, уголок которого торчал с антресолей. Давно пора было выкинуть это старье, но рука не поднималась - почти семейная реликвия.

Но теперь Олег решительно снял чемодан с полки, и отстегнул тяжелый, из свиной еще кожи, коричневый ремень, опоясывающий антикварное чудище.

Ремень был длинный, и папа тут же большими ножницами по металлу отрезал лишнее, оставив полосу около полуметра длиной.

Аккуратно разложил все по местам и отправился в комнату к Даньке. Новый ремень он до поры до времени свернул улиткой и сунул в карман брюк.

Олег вошел, посмотрел на Даньку и сел на стул прямо напротив кровати.
- Данила, объясни мне, почему ты считаешь возможным хамить взрослим, а тем более женщине? - Сухо спросил он.

[Данька]

Данька просидел на своей аккуратно застеленной кровати уже, казалось, вечность. Часа три, не меньше. В квартире была полная тишина. Данька уныло посмотрел на часы. Две точки мерно мигали, отсчитывая секунды. Даньке очень хотелось лечь, но лежать с открытой дверью, в которую в любой момент может войти сердитый папа... неее, лучше посидеть.

Наконец, со стороны папиного кабинета послышались папины тяжелые шаги. Данька напрягся. Щас начнется. Однако папа проследовал мимо комнаты без остановки. Данька поднял глаза и попытался поймать папины глаза. Не получилось... Данька снова уперся глазами в пол и начал считать полоски на ковре. Папа прошел дальше по коридору. Скрипнула дверь шкафа. Чё ему в шкафу-то надо...

И тут Даньку будто подбросило. Он ЗНАЛ, ЧТО папе надо в шкафу. Там, хищно притаившись на полке лежала та самая Палка!!! Она появилась там тихо и незаметно. Просто однажды, как всегда разыскивая какие-то нужные запчасти, Данька увидел ее там. И всё понял. С тех пор он старался, доставая что-нибудь из шкафа, открывать только одну створку – чтобы не видеть эту страшную штуку. Неужели папа за ней полез!?

Данька вскочил с кровати и ринулся к двери. Умолять, просить прощения, всё, что угодно, только не еще раз получить ЕЙ. Однако на полдороги гордость взяла своё. Данька остановился. Если папа решил, он всё равно накажет, проси – не проси. Да потом еще и стыднее будет, что просил, как маленький. Данька сел обратно на кровать и зажал между коленками дрожащие руки. Папиного появления он даже не заметил, погруженный в собственные мысли.

- Данила, объясни мне, почему ты считаешь возможным хамить взрослым, а тем более женщине?

Данька вздрогнул и поднял голову. Встретившись с папой взглядом, Данька не выдержал и опустил глаза.

- Пап, я не хотел, - пробормотал Данька ковру. – Я просто... – Данька вскинулся и посмотрел на папу. – А чё она мне запретила на тренировки ходить!!! У меня уже не болит, а она... – он снова обратился к ковру.

[Олег Макарович]

- Данила, ты сам слишишь, какую ту несешь чушь? - Папин голос стал еще тише, он снова рассердился.
- Ты с кем разговаривал, с твоим равесником, или с женщиной вчетверо тебя старше, у которой свои дети взрослее тебя? Ты что, считаешь себя самым умным, ты лучше врача все знаешь? Но даже оставив твою вопиющую глупость - кто дал тебе право грубить ЖЕНЩИНЕ? Что это за тон, что за слова? Мы с мамой тысячу, как минимум тысячу раз говорили тебе, учили - думай сначала о том, что готов ляпнуть твой дурной язык! Но ты же не слушаешь никого, ты у нас самый крутой и имеешь право обхамить любого, так? - Папа перевел дух и замолчал. Потом опять посмотрел на Даньку, пристально, не отрывая глаз:

- Я тебя слушаю. У тебя последняя возможность что-то мне объяснить до того, как я тебя накажу.

[Данька]

Как же Данька ненавидел именно этот папин тон. Знали бы все завидующие Даньке одноклассники, каким строгим и беспощадным бывает его никогда не повышающий голос папа! Лучше б наорал, чем вот так строго и спокойно. Данька склонял голову всё ниже, будто папины слова нагружали его пудовыми гирями. Всё правильно. Тыщу раз говорили, что с женщинами надо вежливо. Что эта старая курица уж точно старше его - это понятно. И язык дурной - тоже правда... Данька всхлипнул. Папин вопрос заставил Даньку снова вскинуться. Нет не так!!! Никто не имеет права обхамить. И он не хотел обхамить. Но что же делать, если отбирают любимое дело! Разве так можно! На две недели! Без льда! Без коньков! Без команды! Даже без Борисыча!!! Щас я всё скажу, папка, щас всё скажу.

- Я тебя слушаю. У тебя последняя возможность что-то мне объяснить до того, как я тебя накажу.

Такого Данька от папы не ожидал. И рассердился. Он "смело" взглянул на папу. Глаза метали слезы и молнии.

- А чё тогда объяснять, если ты всё равно накажешь! – выпалил он, шумно дыша носом.

[Олег Макарович]

Олег прекрасно видел, как вскинулся Данька. С одной стороны это свидетельствовало о наличии характера и не могло не радовать. Но не сейчас. Сейчас Данькин характер и так достаточно набедокурил.

Такого Данька от папы не ожидал. И рассердился. Он "смело" взглянул на папу. Глаза метали слезы и молнии.

- А чё тогда объяснять, если ты всё равно накажешь! – выпалил он, шумно дыша носом.

- А ты считаешь, что ты наказания не заслужил? - В свою очередь спросил папа. - То есть, ты не вел себя, как малолетний хам, невоспитанный и несдержанный, лезущий указвать взрослым, профессионально образованным людям, что надо делать а что нет? - Олег вздохнул и постарался успокоиться.

- Но при этом я всегда давал тебе возможность высказать свою точку зрения. - Более спокойно закончил он. - Наказать тебя вовсе не самоцель, если бы ты понимал БЕЗ наказаний - да сто лет бы я этих радостей не видел. Но ты НЕ ПОНИМАЕШЬ. И тем не менее я всегда готов выслушать твои аргументы и оправдания. И не говори мне, что ни разу не было такого, чтобы тебя наказали, если ты сможешь доказать, что не виноват.