Дорога Домой

[Ник]

- Пристёгивайся! - мои указания звучали отрывисто и строго.

Ник молча перетянул через себя ремень безопасности и снова уставился в окно. Какое-то время они ехали молча и в общем-то мальчишку это устраивало - ему вообще не хотелось ни о чем разговаривать, а тем более что-то объяснять. Он ведь уже и зарекся этого не делать, ведь толку в этом не будет никакого, а зачем тогда рассказывать о сокровенном?..

- Я понимаю, что тебе безразлично, что было бы с нами, случись тебе беспрепятственно добраться до дома, не говоря уже о том, что было бы, случись твоему водителю оказаться маньяком! И в том, и в другом случае нас с Лидией Сергеевной затаскали бы по судам за недосмотр. КАКИЕ МЕЛОЧИ, КОГДА ВПЕРЕДИ ГРАНДИОЗНЫЕ СВЕРШЕНИЯ ! НЕ ТАК ЛИ?!

Ник помолчал, а потом посмотрел на директора в зеркало.
-А зачем вы тогда каждый вечер уходите домой? Не уходите,- в голосе снова прозвучала обида, ведь ничего другого он и не старался показать - сейчас было не до гордости или самоуверенности.

[Николай Александрович]

- А зачем вы тогда каждый вечер уходите домой? Не уходите.

- Домой я уезжаю далеко не каждый вечер! - ответил я. - Как, между прочим, и Лидия Сергеевна, которая сейчас в лагере, хотя у нас есть обязательства не только перед вами, но и перед собственными детьми тоже! Кто из вас об этом думает?! Кроме своих «хочу и точка» вы ни о чём не думаете!

[Ник]

-Зато вас никто не заставлет работать в Гимназии,- пробубнил Ник, не слишком заботясь о том, услышали его или нет и снова уставился в окно.

[Николай Александрович]

-Зато вас никто не заставлет работать в Гимназии,- пробубнил Ник.

- Меня также никто не заставлял прерывать свой выходной и ехать за тобой в милицейский участок! - вскипел я, ударив ладонью по рулю. - Ты вполне мог остаться там на ночь! Голодный, лишённый всяческих удобств и свободы, но зато в безопасности! Ведь по твоим меркам это моя основная забота! - я едва успел затормозить на светофоре, переключившемся перед нами на красный, и сердито замолчал, видя, что нормально вести машину и дальше в таком состоянии не могу.

[Ник]

Ник уставился на красную лампочку светофора как зачарованный и упрямо пробубнил:
-Я домой хочу.

[Николай Александрович]

-Я домой хочу.

Нет, ну каков паршивец! Ни до кого ему дела нет, кроме себя! Вопреки решению ехать молча, я разошёлся ещё сильнее:

- И ты, разумеется, хочешь, чтобы я тебя услышал?! Да?! Чтобы понял?! Чтобы пожалел?! Ты ведь хочешь этого, не так ли? А ты сам кого-нибудь слушаешь? Ты меня понимаешь?! Ты посмотри на себя! Ты решил, что ты хочешь домой. Теперь весь мир хоть вверх дном перевернись, но ты поедешь домой! Тебе абсолютно всё равно, что происходит вокруг! Почему? Очень просто! Потому что ТЫ! ХОЧЕШЬ! ДОМОЙ!

Я выехал на шоссе, чувствуя, как от злости у меня всё внутри клокочет.

- Хочешь знать, чего я хочу? Могу поспорить, что нет! Тем не менее, Лилов, тебя это касается в первую очередь! Так вот я очень хочу - и советую тебе отнестись к этому серьёзно - снять с тебя штаны и от души выпороть за всё, что мне по твоей милости пришлось сегодня пережить! Как насчёт такого? А?! Справедливое у меня желание или нет?!

[Ник]

- И ты, разумеется, хочешь, чтобы я тебя услышал?! Да?! Чтобы понял?! Чтобы пожалел?! Ты ведь хочешь этого, не так ли? А ты сам кого-нибудь слушаешь? Ты меня понимаешь?! Ты посмотри на себя! Ты решил, что ты хочешь домой. Теперь весь мир хоть вверх дном перевернись, но ты поедешь домой! Тебе абсолютно всё равно, что происходит вокруг! Почему? Очень просто! Потому что ТЫ! ХОЧЕШЬ! ДОМОЙ! Хочешь знать, чего я хочу? Могу поспорить, что нет! Тем не менее, Лилов, тебя это касается в первую очередь! Так вот я очень хочу - и советую тебе отнестись к этому серьёзно - снять с тебя штаны и от души выпороть за всё, что мне по твоей милости пришлось сегодня пережить! Как насчёт такого? А?! Справедливое у меня желание или нет?!

За это время Ник несколько раз порадовался, что сидит на заднем сидени. Там он мог спрятаться за спинками переднего ряда, да и дистанция создавала кое-какое чувство безопасности. Николай Александрович злился и пытался доказать ему свою точку зрения, а Ник с ней все равно не был согласен. Конечно, он был бы непротив если бы его пожалели, но даже без этого он мог бы обойтись, как и без всего остального, а уж на понимание и вовсе не расчитывал. "Не хотите - не надо"- собирался сказать он, но так и не сказал, тем более что Николай Александрович продолжал кричать...
-Справедливое,- неожиданно для самого себя ответил Ник, когда ему наконец предоставили для этого возможность. Сейчас он готов был согласиться на что угодно, лишь бы только не... он и сам только не понимал чего бы "не", но знал что это как-то связано с правдой и его личными, приватными мыслями, которые он не хотел излагать никому, тем более разозлившему директору,- А домой хотеть - это разве плохо?..- он немного наклонился вперед и затаил дыхание в ожидании ответа.

[Николай Александрович]

-Справедливое... А домой хотеть - это разве плохо?..- он немного наклонился вперед и затаил дыхание в ожидании ответа.

Надо сказать, согласие Лилова несколько сбило меня с толку - неужели он слушал и действительно внимал? Я подумал, что сейчас он извинится. Давно пора было это сделать, если у человека есть хоть крупица совести, но... хм, мальчишка продолжил говорить о своём... о доме. Будто бы и не было разговора ни о чём другом!

- Значит, справедливое... - я принял решение. Слова до Лилова доходили выборочно, и у меня уже не было сил это терпеть. Съехав на обочину, я резко затормозил. - Выходи! - хлопнув своей дверью, я обошёл машину, открыл дверь со стороны пассажира впереди, потом открыл заднюю и буквально вытащил гимназиста за ворот на улицу. Не церемонясь, толкнул его на сидение переднего ряда так, чтобы на улице остались только ноги и задница и, крепко держа одной рукой, другой начал расстёгивать свой ремень. - Раз желание справедливое - справедливо будет с ним не тянуть! - справившись с пряжкой, я выдернул ремень из петлиц.

Распахнутые двери надёжно загораживали от любопытных глаз проезжающих мимо водителей всю эту воспитательную сцену. На счастье, машин уже было мало и вряд ли нам кто-то мог помешать...

[Ник]

Ответа так и не последовало, а машина зачем-то остановилась и это конечно не могло не вызвать волнующих подозрений.

- Выходи! - хлопнув своей дверью, я обошёл машину, открыл дверь со стороны пассажира впереди

Ник был бы рад выйти, но только один, а на это расчитывать не приходилось и пока Николай Александрович обходил машину он судорожно пытался сообразить что делать. А как можно сообразить что делать, когда не знаешь что будет? Может он конечно и догадывался, но все произошло слишком быстро, чтобы хорошенько над этим подумать.

...потом открыл заднюю и буквально вытащил гимназиста за ворот на улицу. Не церемонясь, толкнул его на сидение переднего ряда так, чтобы на улице остались только ноги и задница и, крепко держа одной рукой, другой начал расстёгивать свой ремень. - Раз желание справедливое - справедливо будет с ним не тянуть! - справившись с пряжкой, я выдернул ремень из петлиц.

Кричать Ник не стал, только сцепил зубы и постарался удержаться сначала за сидение, а потом за корпус машины, но ничего этим не добился и уже через секунду оказался там, где радовался что не был еще пару минут назад. Конечно первым делом он попытался вскочить на ноги, но Николай Александрович прижал его так крепко, что это занятие можно было сразу бросить. Промелькнула мысль, что сейчас он лишится штанов, но они пока никуда не девались и оставались на месте, хотя легче от этого почти не становилось. Язык просто отсох. А что говорить?? Вот попросит он сейчас "не надо!" и что?? Спросят, "почему это?!", скажут, что он не то говорил 2 минуты назад, все равно не послушают! Сзади Николай Александрович что-то делал и наверное не сложно было догадаться что именно, но Ник подумал обо всем только тогда, когда услышал звон пряжки. А чего еще можно было ожидать в таких условиях? Руки?..
Ник перестал дергаться, закрыл голову руками и неожиданно для самого себя тихо заплакал. Ему всегда было как-то особенно страшно, когда его собирались пороть в порыве, но даже если это не было достойным объяснением слез, то сейчас, в момент внезапно навалившего отчаянья, его вообще не волновало никакое объяснение.

[Николай Александрович]

Ник перестал дергаться, закрыл голову руками и неожиданно для самого себя тихо заплакал.

- Ну что, поговорим о хорошем?! - я дал наконец волю своим чувствам. Ремень взлетел вверх и в первый же удар я вложил всю свою силу, нисколько не заботясь об ощущениях мальчишки. *Хлесть* Ничего, пусть поплачет! *Хлесть* *Хлесть* *Хлесть* *Хлесть* Может, задумается, как умудрился довести меня до такого состояния! *Хлесть* *Хлесть*

Двери мешали мне хорошенько размахиваться. Я остановился и, отойдя на шаг назад, за пояс штанов переместил Лилова ближе к себе. Удары посыпались снова...

*Хлесть* *Хлесть* *Хлесть* *Хлесть* *Хлесть* *Хлесть*

Я не видел следов. Возможно, их красочный вид остудил бы мой гнев быстрее, но пока я порол через штаны, я видел только штаны и ничего лишнего себе представлять не пытался.

*Хлесть* *Хлесть* *Хлесть* *Хлесть* *Хлесть* *Хлесть* *Хлесть* *Хлесть* *Хлесть* *Хлесть* *Хлесть* *Хлесть*

...До тех пор, пока вдруг не осознал, что просто бесконтрольно срываю на ребёнке всю накопившуюся за вечер злость. Это осознание пришло внезапно и оно заставило меня опустить ремень, занесённый для следующего удара. Слёзы и всхлипы маленького эгоиста вдруг зазвучали в ушах очень громко. Разве раньше я их не слышал?..

Я машинально ощупал карман пиджака, достал из него сигару и спички, и оставив Лилова рыдать у машины, отошёл в сторону - покурить, успокоиться и немного подумать. Собственное неистовство меня подавило...

[Ник]

- Ну что, поговорим о хорошем?! - я дал наконец волю своим чувствам. Ремень взлетел вверх и в первый же удар я вложил всю свою силу, нисколько не заботясь об ощущениях мальчишки. *Хлесть*

Ник зажмурился, ожидая удара, но все равно оказался неготов. То ли он боялся слишком сильно, то ли Николай Александрович правда очень злился, но даже через штаны ремень ужалил больнее чем обычно и мальчишка сразу заскулил, приглушая звук собственными ладонями и сидением кресла. Правда это было все, на что его хватило - остатки самообладания быстро испарились, потому что директор даже не думал останавливаться, не смотря даже на все крики и мольбы. Впрочем Ник и не орал, быльше ныл и только вскрикивал при ударах, и хотя его рот не закрывался ни на секунду, истерил он по большей части из-за ярости Николая Александровича. Конечно было больно и даже стыдно, но главным образом все-таки страшно... Ему начало казаться, что ремень так и будет хлестать его попу и что директор никогда не успокоится. Вернее, наоборот, ведь как раз второе определяло первое.

Двери мешали мне хорошенько размахиваться. Я остановился и, отойдя на шаг назад, за пояс штанов переместил Лилова ближе к себе. Удары посыпались снова...

Ник отшатнулся в назад, не совсем понимая, куда его тянут, что нужно делать и что будет дальше, но оказалось, что времени подумать у него нет. Ремень снова защелкал по горящему заду и мальчишка подумал, что как раз сейчас у него есть последний шанс... Он потянулся вперед и постарался высколькзнуть из-под руки директора, целясь ухватиться за дальний край сидения, на котором лежал, а потом перебраться на место водителя. План с треском провалился, потому что при такой хватке у него не получилось сдвинуться ни на сантиметр и все что оставалось это держаться за что попало и терпеть.

Я машинально ощупал карман пиджака, достал из него сигару и спички, и оставив Лилова рыдать у машины, отошёл в сторону - покурить, успокоиться и немного подумать.

Николай Александрович отошел так внезапно, что Ник даже не сразу сообразил что происходит. Даже после того, как директор отошел в сторону он все еще не знал, что ему думать, хотя голова постепенно прояснялась. Он еще немного поплакал на сидении (поза его не волновала, когда сзади никто не стоял), потом встал, осторожно потирая пострадавший зад и медленно, еле переставляя ноги, побрел к задним сидениям. Там одиноко валялся его рюкзак, а внутри (ну он же хорошо подготовился к поездке!) была карманная пачка одноразовых носовых платков, которая теперь пришлась очень кстати. Не обращая внимания на время от времени проезжаюшие мимо машины Ник высморкался, вытер слезы и еще раз потер больное место, надеясь что это поможет. Неколько минут он провел на одном месте, вытирая непрекращающиеся слезы и прислушиваясь к постепенно утихающей боли, а потом так же неспешно как и раньше переместился обратно к передним сидениям и принялся возякать чистыми салфетками по мокрому пассажирскому сидению. Хорошо что оно кожаное. После этого дела кончились и, не зная куда еще можно приткнуться, Ник остался стоять у машины, подпирая ее боком и прячась за раскрытой дверью.

[Николай Александрович]

Не обращая внимания на время от времени проезжаюшие мимо машины Ник высморкался, вытер слезы и еще раз потер больное место, надеясь что это поможет. Неколько минут он провел на одном месте, вытирая непрекращающиеся слезы и прислушиваясь к постепенно утихающей боли, а потом так же неспешно как и раньше переместился обратно к передним сидениям и принялся возякать чистыми салфетками по мокрому пассажирскому сидению. Хорошо что оно кожаное. После этого дела кончились и, не зная куда еще можно приткнуться, Ник остался стоять у машины, подпирая ее боком и прячась за раскрытой дверью.

Сигара догорела и я выкинул окурок в кусты. Поставив руки на пояс, я смотрел на Лилова, ожидающего меня возле машины. Всё это время, всерьёз опасаясь того, что в порыве обиды Коля бросится на проезжую часть, я не спускал с него глаз. Я не знал, что может придти ему в голову. Опыт сегодняшнего дня подсказывал, что это может быть всё, что угодно.

Сейчас мальчик вёл себя тише воды, ниже травы. Он не делал никаких попыток убежать, он даже не смотрел в мою сторону. Мало-помалу моя тревога улеглась, уступив место наблюдательности. Так я с интересом обнаружил, что, несмотря на слёзы и боль, Коля не укрылся в глубине салона, хлопнув дверьми в знак протеста, а остался стоять на улице, будто бы спрашивая у меня, что ему делать дальше. Могло ли это означать раскаяние? На этот счёт иллюзий я не строил. Однако сам я, выпустив пар, теперь был готов с большим вниманием, а главное терпением выслушать и попытаться Лилова понять.

Вставив ремень обратно в брюки, я вернулся к машине, сел за руль и, показав на кресло рядом с собой, произнёс, глядя мальчику прямо в глаза:

- Садись - поговорим.

[Ник]

Вставив ремень обратно в брюки, я вернулся к машине, сел за руль и, показав на кресло рядом с собой, произнёс, глядя мальчику прямо в глаза:

- Садись - поговорим.

Прошло наверное много времени, прежде чем Николай Александрович вернулся, а может быть и мало - понять было сложно. Впрочем, Нику и на это было все равно. Он с трудом выдержал секундную встречу глазами, слазил на заднее сидение за рюкзаком, тихо захлопнул заднюю дверь, потом перебрался вперед и так же закрыл пассажирскую. Разговора он хотел и одновременно боялся - ему хотелось убедиться, что Николай Александрович... в себе, но если это так, он боялся снова его разозлить неверными словами.

[Николай Александрович]

Обдумывая, с чего начать, я довольно долго молчал, глядя на проезжающие мимо нас машины. Что, рассказывать двенадцатилетнему мальчишке о том, как заканчивается терпение даже у самых терпеливых взрослых? Как я сдерживал себя весь вечер - сначала в кинотеатре, потом в присутствии милиционера, на улице, за рулём, а когда последняя капля переполнила чашу моей выдержки, я просто взорвался?

Ребёнок вряд ли это поймёт. Я вздохнул.

Нет, не сейчас...

Сейчас необходимо было начать с главного. В лучах заходящего солнца сверкал подвешенный к зеркалу маленький кристалик, который подарила мне сегодня утром моя дочь Саша. «Пусть он лучше тут болтается!» - небрежно сказала она, делая вид, что ничего особенного мне не даёт. Однако я не сомневался, что купила она его специально для меня. И я спросил о причине. Оказалось, что когда-то давным-давно они с Верой взяли без спроса золотые запонки моего отца, переданные мне по наследству после его смерти. Я запонки не носил, так что они были мне просто как память, но Вера с Сашей, играя, одну из них в итоге потеряли, а когда их поставили перед фактом, признаться в этом не пожелали. На днях мой младший ребёнок об этом вспомнил и устыдился.

Да, да, да...

Всему есть причина... Да.

Я решил начать именно с неё. Оторвав взгляд от подарка, я осторожно спросил:

- Скажи мне, тебе действительно так плохо в лагере? Что произошло, Коля? Почему ты решил убежать?

[Ник]

- Скажи мне, тебе действительно так плохо в лагере? Что произошло, Коля? Почему ты решил убежать?

Николай Александрович молчал, а Ник в это время ни о чем не думал. Ему совершенно не хотелось гадать, о чем сейчас пойдет речь, но когда директор все-таки заговорил отрешенность уступила место удивлению. Пусть он ничего и не ждал, но как-то само собой разумелось, что сейчас его спросят: "Ну что, какие ты сделал выводы?!", или что-то в этом роде, но Николай Александрович задал совсем другие вопросы. Ник растерялся.
-Ничего не произошло... - вообще-то произошло, но сейчас он об этом совсем не думал и причины побега как-то затерялись в самой идее побега,- И в лагере не плохо...- он поерзал на сидении, усевшись поглубже и получше обхватил рюкзак. Он и без подсказок чувствовал, что к этому надо что-то добавить, ведь если ничто из перечисленного не является причиной, значит надо предложить другую, но слова не выходили, застрявая в горле где-то на полпути.