РРРрррр...

[Данька]

Никому я не нужен, никому я не дорог.
Все против, все злые и страшные...
"Охота Ворчуна"

Данька приложил ключ к кнопке сигнализации, потом открыл дверь. Первыми уже несдерживаемую ярость почувствовали на себе ботинки, один отлетел в угол, второй, не желавший слезать по-хорошему, был сорван с ноги и отправлен вслед за первым. Затем пришла очередь рюкзака – он был пинком отправлен в комнату хозяина. Пуговицы на форменной рубашке жалобно треснули под напором сильных пальцев, и рубашка улетела вглубь шкафа. Оставшись в одних трусах, Данька выудил рюкзак из-под кровати и уселся на неё. Сердито дёрнув молнию, он выудил из рюкзака дневник. Быстро пролистав его, он остановился на последней заполненной странице. Там, заняв чуть не половину страницы, красовалась сделанная фломастером размашистая запись:

БЕЗОБРАЗИЕ! ОТВРАТИТЕЛЬНО ВЁЛ СЕБЯ В ШКОЛЕ!! НАХАМИЛ ЗАВУЧУ!!! ОТЦА НЕМЕДЛЕННО В ШКОЛУ!!!!!

- С*КА! – прорычал Данька и зло швырнул дневник в стену.

Посидев и вдоволь сердито подышав, Данька решительно встал, поднял дневник и положил его на стол. Потом открыл на странице с записью. Подумав ещё немного, он развернул дневник так, чтобы его было видно от двери. В животе неприятно похолодело. Вообще-то дело пахло керосином. Папа вроде и признавал, что сын «уже почти взрослый», но почему-то Данька не сомневался, что при необходимости он и в свои невероятно зрелые 13 лет запросто огребёт по заднице за милую душу. И если папа эту необходимость узрит, то случится это уже… Данька глянул на часы на стене… через 45 минут. Папа не опаздывает.

- ВОТ И ПУСТЬ! – ещё более сердито фыркнул Данька, перебарывая страх. Почему-то, а почему, Данька и сам не знал, эта мерзкая запись делала папу соучастником случившейся несправедливости. Он рывком открыл шкаф, сдёрнул с вешалки для галстуков «тот самый» ремень и бросил его на стол поверх дневника.

Подумав ещё несколько секунд, Данька вдруг решил, что ремень лежит на столе недостаточно убедительно. Мало ли, может, забыли его тут. Данька взял ремень и сложил его вдвое. За прошедшие с последнего внушения месяцы Данька привык думать, что больше его попа с этим инструментом воспитания не встретится. И даже перестал старательно НЕ смотреть на ремень, когда открывал шкаф по утрам и после школы. Ремень перестал быть страшным... Но теперь, снова ощутив в руке его тяжесть и гибкость, Данька почувствовал, как по спине и ногам побежали мурашки.

Что-то сердито буркнув себе под нос, Данька положил ремень прямо поверх дневника. Теперь уж никаких сомнений возникнуть не может: вот вам ремень, хотите – БЕЙТЕ (именно так!), раз вы все такие…

Закончив все приготовления, Данька гордо плюхнулся животом на кровать. Хотел было снять трусы, но потом решил, что будет слишком. Захочет - сам снимет, всё ещё сердито подумал Данька.

Прокучивая в голове все события, предшествовавшие появлению в дневнике этой ИДИОТСКОЙ записи, Данька закипал всё сильнее, представляя себе, как рассердится папа, как ему достанется, и вот тогда-то точно можно будет… на этой мысли измученный и выжатый как лимон Данька уснул.

[Олег Макарович]

В квартире было тихо. Так тихо, что старинные ходики в гостиной вполне отчетливо роняли секунды куда-то на пол, щелкая и поскрипывая от усердия. Учитывая, что в это время ребенок уже стопроцентно должен быть дома, а Данька и тишина понятия несовместимые - что-то случилось.

Олег неторопливо снял пальто и ботинки, аккуратно пристроил портфель с рабочими документами на полочке в прихожей, повесил на обычное место ключи от машины, и только после этого прошел в комнату.

Данька просто напросто дрых, в одних трусах раскинувшись поверх покрывала. Олег удивился - с какой стати сон в пять вечера? Ни туда ни сюда, что называется. Неужели так устал? Или приболел?

Первым делом папа подошел к спящему сыну и осторожно потрогал Данькин лоб. Не горячий. Уже хорошо. Успокоившись на этот счет, Олег задумался на секунду - разбудить, или бог с ним, пусть спит? И только теперь он нашел время вскользь оглядеться. Данькин дневник на столе и ремень поперек красной записи заставили папу скептически приподнять бровь. А еще через секунду стало все понятно. В том числе и неожиданная Данькина сонливость. Наскандалившись, по видимому, в школе, ненаглядный сынок всю дорогу от учебного заведения, а потом и дома, накручивал себя все больше и больше. Делать это Данька умел виртуозно, в результате умудряясь так разобидеться на весь мир, что первый от этого уставал. И теперь, решив демонстративно "наказаться" папиными руками, а потом гордо состроить несправедливо угнетаемого, Данька перестарался с демонстрациями и попросту уснул.

Папа хмыкнул, устало повел плечами и пошел ставить чайник. Кофе не помешает обоим. Если Данька не проснется сам, услышав движение в квартире, то тогда и разбудим.

[Данька]

Даньку разбудил запах кофе. Такой уютный и добрый, он всегда настраивал его на позитивный лад. Данька открыл глаза и обрадовался - папа уже дома и готовит кофе. Он секунду соображал, с какой стати он лежит на неразобранной кровати в одних трусах. Когда вспомнил, настроение резко ухудшилось. На столе лежал тот самый злополучный дневник, а на нём "тот самый" ремень... Злость и запал во время сна прошёл, и Данька уже жалел, что устроил такой спектакль. Но убирать ремень обратно смысла уже не было - если папа его видел, демонстрировать ему такую трусость... ну уж нет! Но кое-что можно было сделать, не подвергая себя подозрениям.

Данька встал и быстро сдёрнул со стула домашние шорты. Тут комар носа не подточит - ну, не маленький же он, чтоб в одних трусах по дому бегать. Одевшись, Данька почувствовал себя немного увереннее, но не лучше. И что теперь делать? Идти на кухню к папе? Или остаться здесь и ждать, что будет дальше? Ждать, решил Данька. Но уже через три минуты его буйная натура не выдержала испытания ожиданием. Пусть будет, что будет. Он встал и направился к выходу из комнаты. Несколько раз по дороге на кухню он останавливался и размышлял, не шмыгнуть ли в туалет и не вернуться ли потом обратно...

СТОП! А кто вообще сказал, что папа видел дневник? А может ещё и не видел...

Данька осторожно и неслышно вошёл на кухню.

- Привет, - спокойно и бесцветно поздоровался он и внимательно посмотрел на папу... видел или не видел?

[Олег Макарович]

- Привет. Выспался? - Поздоровался папа, бережно подхватывая турку с танцующей шапкой кофейной пены и выключая газ. - Кофе будешь?

Он обернулся к сыну, все еще держа в руке турку с кофе и с интересом посмотрел на сына. Вид у Даньки был...не испуганный, а скорее настороженный. Олегу, конечно, было понятно, что разговора не избежать, но торопиться он никуда не собирался. Пускай Данька сам для начала расскажет, что там у него случилось. А там видно будет.

- Тебе с молоком или со сливками? - Как ни в чем не бывало уточнил мужчина.

[Данька]

- Привет. Выспался?

- Ага, - Данька, не обнаружив папиного гнева, радостно кивнул.

Кофе будешь?

- Ага, - Данька рассеянно улыбнулся и снова кивнул.

Он поспешно пролез на своё "законное" место в углу дивана и настороженно наблюдал за папой. Папа, будто почувствовав его взгляд, обернулся, но не улыбнулся и ничего не сказал. Видел он блин этот чёртов дневник или не видел? Данька изнывал от неизвестности. Ну, уже бы сказал папа что-нибудь. Пусть даже бы накричал... ага, щас, накричит он, как же. Данька тихонько вздонул.

- Тебе с молоком или со сливками? - Как ни в чем не бывало уточнил мужчина.

- А? - Данька вздрогнул и поднял на папу глаза. - Со сливками, - он вытянул сахарницу на середину стола и, не вставая с места, залез в холодильник за сгущёнкой и оставшимся от вчерашнего "пиршества" тортом.

[Олег Макарович]

Папа покладисто налил в Данькин кофе сливок, себе тоже щедро наплескал в чашку и сел за стол. Данька явно маялся, не решаясь спросить или рассказать про дневник. На самом деле, конечно, Олег не обрадовался красным транспарантам в дневнике сына. И вобщем догадывался, что без участия буйного Данькиного темперамента не обошлось. Сын пока так и не научился контролировать собственные эмоции. Но в школе могло случиться всякое. Спешить с выводами не стоит.

- Как день прошел? - Опять спокойно спросил Олег. - Не считая скандала, я имею в виду. - Этими словами он положил конец Данькиным сомнениям по поводу дневника.

[Данька]

Данька дотянулся до ножа, чуть не навернувшись с дивана, но всё ещё не желая вылезать из своего угла. Прямо в коробке отрезав торт себе и папе, он пододвинул коробку на середину стола и взял свою чашку. Торт, вчера казавшийся безумно вкусным, сегодня жевался без особого энтузиазма. Данька пытался придумать, как рассказать папе о произошедшем. В голове роилось такое количество вариантов и мыслей...

- Как день прошел?

Данька молча пожал плечами. Хорошо? Так что же тут хорошего! Плохо? Так о чём тут рассказывать.

- Не считая скандала, я имею в виду.

- Да я не скандалил, пап, ну, честно! - Даньку прорвало окончательно и бесповоротно. Глотая слова пополам с тортом, он выплеснул на папу все скопившиеся обиды: - Я что, виноват, что у меня медали есть! Она сама всё устроила, говорит, медали лишние остались, вместо физры турнир сгоняем, трое на трое... Мы сыграли... выиграли, а потом она такая пришла нас наградить... А Серый говорит, ему не надо, у него и так... - Данька грохнул чашку на стол, пролив чай и обиженно уставился на неё. В глазах заблестели слёзы, он глубоко задышал - не хватало ещё тут разреветься... маленький что ли. - Она... говорит... У тебя и так... много... Отдай свою медаль... Я отдал... - Данька сделал жадный глоток чая и постарался взять себя в руки, но последнюю фразу почти выкрикнул: - Пап, ну КАК можно забирать медаль просто так!!! - Данька сердито засопел и выжидательно посмотрел на папу - что тот скажет.

[Олег Макарович]

- Ничего не понял. - Честно признался Олег. - Дань, ты успокойся. Кто там чего взял и не дал...и с кем ты так поругался, что тебе плакатными буквами в дневник пишут.

Олег не спеша пил кофе, глядя на сына. Разобраться будет трудновато, понял он. Если выслушать только Даньку - будут виноваты школьные власти. Если позвонить классной руководительнице и поговорить - естественно будет виноват исключительно сын. Правда как всегда, где-то посередине.

Сейчас был Данькин черед излагать свою точку зрения на конфликт.

- Данька, давай спокойно и по порядку. Сам на минуту остановись, помолчи, вспомни все и рассказывай. - Папа как обычно задал сыну алгоритм беседы - так Даньке было легче сосредоточиться.

[Данька]

- Ничего не понял. Дань, ты успокойся. Кто там чего взял и не дал...и с кем ты так поругался, что тебе плакатными буквами в дневник пишут.

Данька растерянно замолчал. Он вроде всё так подробно и обстоятельно объяснил, а папа не понял... как всегда. Ну, почему всегда, когда Даньке нужно что-то БЫСТРО объяснить, папа ничего не понимает. Однако в последние годы Данька стал подозревать, что виновата здесь не только папина врожденная непонятливость. А кроме того, папа всегда предлагал рассказать ему всё так, чтобы было понятно.

- Данька, давай спокойно и по порядку. Сам на минуту остановись, помолчи, вспомни все и рассказывай.

На этот раз Данька действительно с минуту помолчал, собираясь с мыслями и по папиному совету прокручивая в голове то, что собирался сказать. Потом быстро отхлебнул кофе и начал рассказывать:

- Короче, мы сидим на геометрии, - Данька зашёл издалека. - Заходит Маргарита Васильевна... ну, классная наша, - уточнил Данька, а то вдруг папа забыл. - Говорит, у нашего завуча остались лишние медали... давайте сегодня вместо физры проведём турнир по футболу… по 95-му году, - Данька сделал паузу и посмотрел на папу, всё ли ему понятно, можно ли рассказывать дальше.

Получив знак продолжать, Данька отхлебнул ещё кофе:

- Ну, мы поделились на команды, - Данька обнял чашку руками и откинулся на спинку дивана. Он подтянул колени и упёрся пятками в сиденье, сжавшись в плотный клубок. – Мы всех надрали, я, Серый и Макс… помнишь, который штангист? – Данька не был уверен, что папа помнит ВСЕХ его друзей и одноклассников. – Ну, Маргарита… Васильевна нам медали вручила… - Данька снова помрачнел – обида вернулась с новой силой.

- Тут приходит Мым… ну, Валентина Тимофеевна… завучиха, - пояснил он. По тону было понятно, что к престарелому заместителю директора по учебной работе он не питает тёплых чувств. – Спросила, как, мол, дела… всё такое. И тут… - Данька скрипнул зубами. - Короче, кто-то из параллельного говорит… им медали не нужны... у них и так много... Ну, ты помнишь Серого? Он на Россию ездил по гимнастике... помнишь? - Даньке почему-то было важно, чтобы папа вспомнил.

- Ну, и Мымра говорит… отдайте им медали, у вас своих хватает… Ну, я отдал, - Данька зажал чашку между колен и замолчал, старательно разглядывая нанесённую на неё фотографию белого медвежонка. До сих пор в этой истории он был прав, но рассказывать папе о том, что после долгих препирательств сорванная с шеи медаль полетела завучихе под ноги со словами «Подавись, старая ж*па», очень не хотелось. – Мы все отдали, – на всякий случай уточнил он.

[Олег Макарович]

Папа внимательно и молча выслушал историю Даньки, подбадривающе кивая тогда, когда в повествовании случалась пауза, нужная сыну, чтобы сосредоточиться и продолжить. Звучало все пока достаточно мирно. Но! Олег СЛИШКОМ хорошо знал собственного сына. Поэтому единственный вопрос, который он задал после выслушанной им истории был:

- Молча отдал?

Впрочем, папа заранее знал ответ. Оставалось уточнить, что именно такого выдал драгоценный потомок, отчего педагогический коллектив впал в плакатную истерику.

[Данька]

- Молча отдал?

Данька даже не поднял на папу глаза. Ему не надо было смотреть на папу, чтобы понять, что таким объяснением дело не кончится, и рассказывать придётся ВСЁ.

Он отрицательно помотал головой и начал внимательно пересчитывать пузырьки молока на поверхности кофе.

[Олег Макарович]

- Почему-то я в этом и не сомневался. - Рассеяно заметил Олег, в свою очередь рассматривая кофейную гущу на дне собственной чашки. - Ну ты чего замолчал, рассказывай уж до конца. А то мне уже страшновато стало - ты там не убил никого? - Папа сказал это совершенно серьезно, без намека на шутку, скорее устало.

[Данька]

- Почему-то я в этом и не сомневался.

Даньке стало тоскливо. Опять этот папин усталый голос. Опять он накосячил. Опять испортил вечер. Ну вот что за фигня! Ну вот надо же было Мымре влезть! ГАДИНА.

- Ну ты чего замолчал, рассказывай уж до конца. А то мне уже страшновато стало - ты там не убил никого?

- Нет... а надо было, - Данька попытался пошутить - может папа купится, и всё обойдётся. Но глянув искоса на папу, Данька наткнулся на папин взгляд и понял, что шутки кончились.

- Я ей сказал, чтоб... подавилась своими медалями, - Даньке нехотя продолжил рассказ. - Ну и... ушёл... в раздевалку. Она меня в учительскую вызвала... Говорит, давай дневник... - Данька помрачнел и погрустнел. Хоть он и устроил весь этот спектакль с ремнём и открытым дневником, но всё равно хотелось, чтобы папа встал на его сторону. - Ну, я дал, - Данька перестал бычиться и вздохнул.

[Олег Макарович]

Папа был на стороне Даньки . Безусловно и всегда. НО! Опять таки слишком хорошо он своего Даньку знал. И поэтому спросил:

- Дань, повтори мне пожалуйста дословно, что ты сказал Валентине Тимофеевне. Я хочу услышать это от тебя, а не от какой-то чужой тетки, которая еще и от себя добавит от избытка чувств.

[Данька]

Данька похолодел. А потом его бросило в жар. Одно дело выкрикнуть такое какой-то мымре, и совсем другое - повторить это при папе.

- Пап, - Данька осторожно поднял на папу испуганные глаза. - Ну... - язык примерз к зубам и выговорить ТАКОЕ при папе он просто не мог. - Зачем?