Половая принадлежность

[Данька]

- Мааам, - заныл Данька. Что за драку в школе влетит, он, конечно, знал, но уж больно трудно было с ходу перестроиться. Он же уже решил, что обошлось. Ремень в маминой руке пришёл в движение и превратился в страшную петлю, угрожающе покачивающуюся в маминой руке. - Ну, я же не нарочно его толкнул! Мааам! Ну, не надо, а? - жалобно попросил он. - Ну, я правда не нарочно!

[Юлия Викторовна]

- Не нарочно ты его задел только первый раз! - Данька опять выкручивался, хотя отлично понимал, что на этой стадии уже поздно. Лучше не сделаешь точно, а вот хуже - запросто. - А дальше ты просто решил отключить мыслительный процесс и дал волю чувствам. Мне вот, знаешь ли, тебя частенько прибить хочется после твоих геройств, но я же этого не делаю, а ты вот себе позволяешь, - я кивнула на кровать, - ложись давай, лучше сильнее меня не злить, в твоих интересах.

[Данька]

Даньке вдруг пришла в голову ещё одна мысль, которая могла спасти его попу от ремня... ну, теоретически.

- Значит, мне его бить нельзя, а тебе меня можно!? - обиженно выпалил он.

[Юлия Викторовна]

- Значит, мне его бить нельзя, а тебе меня можно!? - обиженно выпалил он.

- Я тебя не бью, я тебя порю, видишь разницу? - конечно это были всё уловки и подобный вопрос Данька уже как-то задавал, но видимо "ненужные" сведения быстро выветрились из головы.

[Данька]

- Я его завтра тоже выпорю! - Данька сердито шмыгнул носом, развернулся и плюхнулся на живот. - На, бей! - он обнял подушку и отвернулся к стене.

[Юлия Викторовна]

- Я тебе выпорю, - выкрутасы продолжались. - У меня есть права тебя наказывать, а вот у тебя нет таких прав. к тому же, ты был предупреждён, причём неоднократно, так что нечего мне тут свои обиды демонстрировать, спускай трусы и ложись нормально.

[Данька]

- Не буду! - Данька сердито зыркнул на маму. Его душили слёзы. Так нечестно! Его обозвали, а он же ещё и виноват! Так нечестно! - Тебе надо - ты и спускай! - он до хруста отвернул голову к окну.

[Юлия Викторовна]

- Именно этим я сейчас и займусь, - заявила я и склонилась над сыном. Ухватившись за резинку трикотажных шортиков, я уже было потянула их вниз, чтобы оголить округлые упругие ягодицы юного спортсмена, но передумала и сделала шаг назад. - А вообще, ты уже не 4-летний малыш, который не в состоянии сам это сделать. Не хочешь - не надо, тогда разговор откладывается на вечер, - конечно это означало, что после разговора ремень в руки уже возьмёт папа, а это всегда было более серьёзно. Так он конечно тоже узнает, но ведь это совсем не то, когда порка уже пройденный этап.

[Данька]

- Именно этим я сейчас и займусь.

Данька сжался в тугую пружинку - сжал булочки и вжался в покрывало. Открыто сопротивляться было опасно - можно было схлопотать нехилую добавку - да и стыдно. Но мама вдруг прекратила посягательства.

- А вообще, ты уже не 4-летний малыш, который не в состоянии сам это сделать. Не хочешь - не надо, тогда разговор откладывается на вечер.

Разговор на вечер - это хреново! Разговор на вечер - это разговор с ПАПОЙ. А разговор с папой - это... это блин вообще засада. Папа в прошлый раз за драку в школе всыпал по первое число и предупредил, что в следующий раз будет ещё больнее... Стоп! Это не вариант! Сдаваться маме без боя было жутко стрёмно. Поэтому Данька зашёл с другой стороны. Он резко перевернулся на спину, сел по-турецки на кровати и строго посмотрел на маму.

- Ну, а если он меня завтра опять обзовёт? - требовательно спросил он. - И послезавтра? И послепослезавтра? Вот что мне тогда делать? Вы ведь ругаться тоже не разрешаете!!!

[Юлия Викторовна]

- Ну, а если он меня завтра опять обзовёт? - требовательно спросил он. - И послезавтра? И послепослезавтра? Вот что мне тогда делать? Вы ведь ругаться тоже не разрешаете!!!

Данька некоторое время думал, наверняка ведь внутри чертёнка боролись упрямство и благоразумие, но пока победу одерживало второе, что очень меня радовало.

- Ругаться - нет, а приводить спокойные аргументы в пользу того, что это не так - да. Всегда можно объяснить оппоненту, что тебя не устраивает и недовольство в голосе отражается не только при его повышении. Мы вот с папой разве кричим на тебя? Даже когда ооочень недовольны.

[Данька]

Данька мученически закатил глаза. Ну, КАК мама не понимает, что в ШКОЛЕ по-другому нельзя. Или ты ешь, или тебя съедят!

- Маааам! - простонал он, падая в изнеможении на бок. Он полежал несколько секунд, пытаясь придумать аргумент. Потом опять уселся на попу. - Ну, вот представь, ТЕБЯ на улице слонихой назовут. Что будет? Папа ему ТАКИЕ спокойные аргументы устроит, - не без гордости сказал Данька. - Ты его тоже за это выпорешь, да?

[Юлия Викторовна]

- Ты не переводи стрелки, - я еле сдержала улыбку, представив себе такую ситуацию. - И кроме того, папа интеллигентный человек и руки распускать не будет, как и орать, он найдёт, что сказать обидчику. Вот и ты ищи, словом, даже не ругаясь, можно ударить даже больнее, чем кулаком.

[Данька]

- Папа - интеллигентный, - согласился Данька. - Но морду он ему всё равно набьёт! - твёрдо сказал он. - Вот придёт - спросим у него! Ладно, - Данька вдруг резко сменил тон. Он высказался "по-мужски", отстоял свою точку зрения, теперь можно было смело терпеть несправедливость. Он быстро, пока не кончилась смелость, улёгся на живот, протянул руки назад и стащил вниз трусы, заголяя белоснежную попку. Он повернулся к маме: - Лупи! Но это несправедливо! - он обнял подушку и уткнулся в неё лицом. ФИГ он сегодня хоть пискнет!

[Юлия Викторовна]

- Обязательно спросим! - на удивление, Данька после этого перевернулся на пузо и заголил попу. Правда вот мне совсем не понравилось его заявление про несправедливость.

- Ну нет, ты у меня сейчас всеми фибрами души прочувствуешь, что наказание справедливо! - стоило вспомнить о перекошенном злобой лице Валентины Тимофеевны и моя злость тоже вернулась. - Раз словами не доходит, значит ремешок поучит, - сказала я и стегнула поперёк белых булочек, оставив яркий розовый след - Шлёп!

[Данька]

- Не почувствуУУЙ! Больно же! - Данька быстро потёр попу руками и обиженно обернулся на маму. - Ты чего так сильно лупишь-то? - обиделся он. - Ничего я не почувствую! Это всё равно нечестно! - он снова зарылся в подушку.