Половая принадлежность

[Данька]

- Мамулечка, ну я уже запомнил! - Данька не оставлял попыток избежать остатка наказания. - Ну, правда! Ну тебе трудно простить что ли? Ему-то так больно не было! Так нечестно! Я его нечаянно, а меня нарочно и больнее! Ну, мааааам!

[Юлия Викторовна]

- Даня, да в данный момент не имеет значения как было больно Толе, речь не о том. Я не пытаюсь тебе передать его ощущения, я тебя наказываю за непонимание, за распускание рук, за то, что не держишь данное нам с папой слово. Понимаешь? - я знала, что надо скорее заканчивать разговор и заканчивать наказание, потому что чем дольше, тем больше у Даньки шансов уговорить.

[Данька]

- Нет, не понимаю! - шмыгнул Данька. - Ты уже и так за всё наказала!

Данька в этот момент тоже боролся с собой. С одной стороны, было невыносимо стыдно, что он вот так вот почти лежит на полу и выпрашивает у мамы его больше не пороть. А с другой, поди-ка не повыпрашивай, когда таким ремнищем порют! А может, лечь обратно и дотерпеть? Попа вроде маленько прошла... А кстати, сколько терпеть-то?

- А сколько там осталось? - осторожно спросил Данька.

[Юлия Викторовна]

- Это ты считаешь, что всё, причём считаешь это похоже после первых же ударов, а вот моё мнение совсем иное, знаю я тебя - через полчаса после порки уже и не вспоминаешь о том, что влятвенно обещал в процессе, - так конечно было не всегда, но неоднократно.

- А сколько там осталось? - осторожно спросил Данька.

В этот раз удары я считала, поэтому ответила не задумываясь:

- Осталось четырнадцать, ложись, передохнул и будет.

[Данька]

Данька заколебался. Злить маму было страшновато. Возьмёт сейчас и уйдёт, и разбираться придётся с папой. Вот уж кто всыплет по полной. А за такие танцы ещё и добавит! Вроде четырнадцать не так и много... Но попа-то УЖЕ болит! До эти одиннадцати было ещё сколько-то... Данька посмотрел на маму жалобными глазами.

- Мааам, ну, не надо, а? - у Даньки оставалась последняя надежда. Он уже решил, если мама простит, значит ему повезло. А если нет, он ляжет обратно и постарается вытерпеть оставшееся наказание. - Я всё запомню, честно!

[Юлия Викторовна]

- Замечательно, что запомнишь, - я угрожающе покачала ремнём, причём мысли начали двигаться не в сторону увеличения наказания для сына, а в сторону решения передать его в руки отца, слишком уж Данила сегодня себя нагло ведёт - указывает, управляет, да ещё и постоянно ноет, чтобы не пороли. - Марш на кровать! - это была последняя попытка. - Я думала у меня сын уже мужчина, который готов отвечать со свои слова и дела, а вижу какого-то нытика вместо этого.

[Данька]

Слышать такое было, конечно, обидно, но страха перед ремнём не пересилило. Зато крепко разозлило Даньку. И он ткнул в самое больное место.

- АГА! - запальчиво вскинулся Данька, вставая. - Я тоже думал, что у меня мама, а меня какая-то тётенька уже два часа лупит! - он сердито забрался на кровать и так же сердито вытянулся на ней. - И сейчас ещё лупить будет! - от жалости к самому себе он даже всхлипнул, но быстро уткнулся в подушку и замер, всем видом показывая, как несправедливо с ним поступают.

[Юлия Викторовна]

- Не передёргивай! - я даже обижаться себе не позволила, потому что хватит в этом помещении одного надутого ребёнка. - Лучше подумай над своим поведением и о том, кто как ни мама научит, подскажет и накажет, наставляя на путь истинный.

Сказав это, я стегнула, показательно выставленные красные ягодицы: - Шлёп!

[Данька]

- Ага, научи..., - следующую Данькину возмущённую тираду пресёк ремень. После отдыха было, кажется, ещё больнее. Увидев замах, Данька быстро прервал беседу, уткнулся головой в подушку и напрягся. После шлепка он зарычал от боли, вжимаясь в кровать и виляя попкой из стороны в сторону. ДЕСЯТЬ! Ещё всего десять. Ещё ЦЕЛЫХ десять!

[Юлия Викторовна]

Я была начеку, готовая в любой момент прижать Данькину спину рукой, не давая ему укатиться. Больше перерывов не будет, наказание итак затянулось.

- Шлёп!... Шлёп!... Шлёп!..

- Научу! Обязательно научу! И прослежу, чтобы ты не забывал о том, что сказано сегодня! - Шлёп!

[Данька]

Данька рычал и кричал в подушку. Он напрягся так, что не мог даже вилять. Скорее бы всё кончилось! Его заглушаемые подушкой крики после каждого удара вдруг прорвались наружу.

- АААААААААААЙСССССС! - не вытерпев целую серию шлепков, он закинул голову и кромко закричал. - БОЛЬНААААААА! - Данька громко всхлипнул. - Мамулечка, ну, хватит, ну, правда, - всхлипывая залепетал он, отодвигаясь от взлетающего ремня поближе к краю кровати. - Я уже всё-всё-всё понял!

[Юлия Викторовна]

Конечно же Даня продолжал кричать и упрашивать, но собственно, что ему ещё оставалось? Это действительно было больно, очень больно. Довольно узкий и толстый ремень глубоко врезался в мышцу, доставляя глубокую боль, а не просто обжигая поверхность, да и попа потом наверняка будет болеть некоторое время, напоминая о сегодняшнем наказании.

- Шлёп! Шлёп! Шлёп! Шлёп! - эти 4 удара я выдала практически без перерывов, останавливаясь лишь буквально для того, чтобы сделать следующий замах.

- Девять! - сказала я. - Оставшиеся 5 я тебе всё же прощу, - это было не много, но тем не менее, вряд ли сын горел желанием ещё какое-то время вилять попой и должен был и этому обрадоваться.

[Данька]

Увидев, что ремень снова полетел вниз, Данька снова упал на кровать и зажмурился. Боль была просто неописуемая. Фиг его знает почему, но после перерыва стало гораздо больнее. Лучше б он его не делал. Данька кусал подушку, вертел попкой и кричал. Слёзы сами лились из глаз. Данька сжал попку ещё сильнее, ожидая следующего удара, но его не последовало.

- Девять! Оставшиеся 5 я тебе всё же прощу.

Данька расслаблялся постепенно. Сначала расслабились руки, сжимавшие подушку, потом напряжённая спина и только потом постепенно рывками расслабилась сжатая в камень попка. Потом Данька громко со всхлипом выдохнул. Он быстро вытер о подушку мокрые глаза и повернулся к маме.

- Могла бы и больше простить, - проворчал он, протягивая руки вниз и стараясь достать до спущенных трусиков. - Знаешь, как больно было... - он явно требовал утешения и ласки.

[Юлия Викторовна]

- Могла бы и больше простить, - проворчал он, протягивая руки вниз и стараясь достать до спущенных трусиков. - Знаешь, как больно было... - он явно требовал утешения и ласки.

- Вот не ворчать ты конечно не можешь! - я повесила ремень на спинку стула и села рядом с сыном. - Да оставь ты трусы в покое, дай попе отойти, - я тихонько подула на ярки-красные половинки, с кое-где выделяющимися отдельными полосками.

[Данька]

- Вот не лупить ты не можешь, - в тон маме ответил Данька. Трусы он действительно оставил в покое - сейчас были дела поважнее. Обе его ладошки вцепились в попу и крепко сжали обе половинки. - Сссссс! Больно как, а! - Данька сильно потёр красные ягодицы. - Как же можно так бессердечно с ребёнком обращаться, - пожаловался он. Потом убрал руки и потребовал: - Подуй!