Вам и не снилось

[Дима Соловьев]

Двигаясь медленно и неловко, как поломанный аппарат, Дима с трудом натянул белье и штаны, поднялся на ноги. Мучительным было даже прикосновение ткани к нахлестанной до вспухших полос кожи.

Прихрамывая, мальчик зашагал в уборную. Прохладная вода немного вернула его к жизни. Хотелось умыться, хотелось охладить хотя бы ладонями горевший огнём болезненный зад. Плотно закрыв дверь, Дима приступил к водным процедурам, сопровождая их тихими стонами и всхлипами.

Когда Дима вышел, глаза были красноватыми, но других следов недавних слез не было видно. А вот рот пришлось долго полоскать, избавляясь от ощущения резины во рту. Волосы были намочены и зализаны набок.

Дима остановился около Юрия Васильевича. Прошло то время, когда он действовал в таких комнатах по своему усмотрению. Дима чувствовал, что надо что-то сказать, но слова не шли. И в глаза смотреть не хотелось. Он уставился куда-то в плечо учителю.
- Я пойду? - вышло хрипло.

[Юрий Васильевич]

Я неспеша сделал запись в журнал и откинулся на спинку кресла. Необычное получилось наказание, и Дима мне открылся сегодня с другой стороны. Интересно, это разовая акция или нет? То что мальчишка в рыдальне не последний раз, я практически не сомневался. Что уж поделать - дети так устроены, исследуют мир на собственных ошибках. Лишь бы поправимых...

- Я пойду? - вышло хрипло.

Я внимательно посмотрел на мальчика, но тот смотрел куда-то мимо. Тем не менее я привлёк его внимание и очень хотел поймать его взгляд.

- Дима, ты мне можешь пообещать, что будешь думать о последствиях перед тем как что-то задумать в следующий раз?

[Дима Соловьев]

Веки дрогнули, ресницы приподнялись, казалось, мальчик сейчас поднимет глаза и посмотрит на учителя, но нет. Отвечать было страшно. Сразу после наказания говорить тому, кто только что тебя сёк до криков и слез, говорить то, что ему не понравится, было страшно. Но от Димы ждали ответ, а мямлить он не любил, как и отвечать "для галочки".

- Так я и в этот раз думал. Правда, Юрий Васильевич, - торопливо прибавил он, избегая гневных криков. - Думал, что всё предусмотрел, даже время расписал. А погоду не посмотрел. Ну и в блиндаж не надо было лезть. А с шалашом никто б не предусмотрел.

"Всё, он меня сейчас убьёт".
- Мы виноваты, я понимаю, правда. И вообще могли утонуть или ещё как-то погибнуть. Но я думал, что всё предусмотрел.

Дима вздохнул. Всё вышло так глупо и неудачно. Должна была быть весёлая самоволка, а вместо этого чуть не угробил себя и Катю, да ещё перед учителем чувствует себя виноватым. Наверное, это первый раз в жизни - чувствовать вину перед тем, кто тебя подверг такому ужасному наказанию.

[Юрий Васильевич]

- Не обо всём ты подумал, не обо всём, - я и не думал сердиться, потому что мальчишка сейчас выглядел искренним, а это было намного ценнее, чем если бы он просто как многие сказал "всё понял, больше не буду". - И даже если отбросить погоду, то в лодке вы наверняка плыли без жилетов, а случиться могло что угодно, даже в хорошую погоду. Ты ж не знал какая лодка у рыбака! Может она течёт, может весло вылетает, да мало ли что...

Я постарался сильно не углубляться в подробности, потому что в голове опять начали услужливо возникать картинки утренних поисков и мысли с ними связанные.

- А уж в блиндаж, как мне кажется, ты вообще не задумываясь залез... Разве нет? - я опять попытался поймать Димин взгляд.

[Дима Соловьев]

Дима не словил по заднице, Юрий Васильевич говорил спокойно, и это уже было хорошо. Кажется, взрослый уже "донес" ремнем, что хотел, и был настроен миролюбиво. А Дима был настроен спрятаться в своей комнате и проспать до конца смены. Было такое приключение, а закончилось полным провалом со всех сторон. Еще и зад огнем горит!

Ну, раз взрослый хочет поговорить, да еще и после того, как их спас, то никуда не денешься. Дима чувствовал на себе настойчивый взгляд, и наконец поднял глаза.
- Я всегда в лодке без жилета, плаваю хорошо, а у нас там никто их и не цепляет. Только если москвичи к кому-то приезжают кататься, - пояснил он. Вообще, конечно, ТБ везде едина и жилеты требовались, но за пацанами в маленьком городке особо не следили. - Лодка у рыбака должна была быть хорошая, он же рыбачит на ней. А с веслом могло не повезти, - задумался Дима. Переступил с ноги на ногу и тут же поморщился от болезненно отозвавшихся мышц. - А в блиндаж не подумал, да. Интересно же исследовать. Да и дождь был сильный, а это все-таки укрытие, шалаш протекал, Катя вся вымокла. То есть мы оба вымокли, - тут же поправился Дима. А то физрук как подумает что-нибудь! Взрослые вечно что-то придумывают, если видят, что мальчишка дружит с девочкой.

[Юрий Васильевич]

- Ох, Дима-Дима... Плохо, что всегда без жилета, потому что иногда тонут даже чемпионы по плаванию, - Дима действительно плавал хорошо, в этом я имел возможность убедиться на уроках, но это не гарантировало безопасность, лишь повышало шансы на спасение в случае чп. - И то, что человек рыбачит, совсем не значит, что лодка хорошая... Многое тебе ещё предстоит узнать в этой жизни и лучше, конечно, учиться на чужих ошибках.

Я догадывался, что мальчишка не испытывает сейчас большого желания вести со мной диалог и решил, что сказал я вполне достаточно, захочет задуматься об этом - задумается, ну а нет... плохо, но значит придётся повторить.

- Ладно, не буду больше тебя задерживать, иди.

[Дима Соловьев]

Дима кивнул, выдал что-то вроде "угу" и ретировался. Хотелось бы поспешнее, но сейчас он мог двигаться только прихрамывая. На правом бедре особо больная вспухшая полоса, казалось, пульсировала при каждом движении.

Ему не хотелось ни есть, ни тем более видеть кого бы то ни было. Сейчас бы запереться в домике и просидеть до конца смены.

Дима доковылял до своей берлоги, плотно закрыл дверь и со стоном опустился на кровать. Кажется, ближайшее время он будет лежать на животе.

Соловей вспомнил, что забыл забрать эспандер, но это было сейчас неважно. Спустив штаны и трусы и изогнувшись, мальчишка смог оценить полученный ущерб. Конечно, не в мясо, но красные, багровые и начинающие синеть вспухшие полосы представляли то еще зрелище.

Предприняв нехитрые действия по облегчению боли при помощи холодной воды, полотенца и такой-то матери, Дима вновь натянул штаны, благо свободные, и лёг. Зарывшись в подушку, он решил лежать вечность и ещё немножко.

[Катя Симонова]

Пока Юрий Васильевич разбирался с Соловьем, Катя медленно брела к своему домику. Каждый шаг отзывался тупой болью. В голове не было никаких мыслей, их словно вытрясли вместе с эмоциями. Не хотелось ни думать о том, что произошло, ни делать какие-то выводы, зато очень хотелось поскорее очутиться в своей комнате, закрыться и побыть одной.
Наконец, открыв дверь ключом, заблаговременно положенным в карман, она вошла к себе.
Первым делом она прошла к зеркалу, чтобы оценить результаты воспитательного воздействия. По правде говоря, там не было ничего такого уж страшного, но девочке так не показалось. Она с ужасом смотрела на свою несчастную попу, сплошь покрытую красными, розовыми и даже синими полосками. Ей стало так жалко себя, что она чуть опять не расплакалась. Где-то у нее была мазь, специально взятая ею вот для таких случаев, но искать ее сейчас не было никаких сил. Поэтому она просто намочила большое пляжное полотенце холодной водой и обернувшись им, повалилась на кровать лицом вниз. В голове по-прежнему была пустота. Незаметно для себя, девочка уснула.

[Дима Соловьев]

Дима и не заметил, как уснул. Спал он крепко и когда проснулся, ему показалось, что поднял голову из болотной тины. Голова была тяжёлая.

Дима протопал в ванну, умылся холодной водой, с силой провел рукой по волосам, убирая их назад.
- Аййййя!
Сморщившись, он вспомнил, что набил себе на затылке нехилую шишку. Что за жизнь!

От этой мысли он перешёл к вопросу, как там Катя. Пойти, что ли, проведать?

Из зеркала на Диму смотрел мрачный, все ещё немного сонный мальчишка с покрасневшими глазами. Ну нет. Ещё и прихрамывает до сих пор. Как перед ней появляться таким после всего того героизм, который (как Соловей надеялся) он проявил на острове?

Димка вздохнул и поплелся к кровати. Исхлестанный зад доставлял неудобства при каждом шаге. В итоге мальчишка лёг на живот на кровать, решив рассматривать журнал-каталог детских конструкторов и моделей.

[Катя Симонова]

Сколько Катька проспала - она и сама не знала. Но проснулась она от... сильного чувства голода. Вообще-то в таких случаях, она не могла и думать о еде. Сил хватало только на то, чтобы в который раз жалеть себя, несчастную и страдать, переживая случившееся.
Но не в этот раз. Наверное сказался пропуск завтрака, да и за ужином она, чего греха таить, не поела нормально, так что молодой организм решительно требовал еды. Конечно, можно было бы попросить девчонок принести ей обед, но рассказывать им о том, что случилось не было никакого желания.
Не без труда поднявшись с постели, Катька кинулась к зеркалу. На нее смотрела грустная и очень растрепанная девочка, но следов слез уже не было видно, что было хорошо.
Со вздохом Симонова полезла в шкаф - надо было переодеться. Она выудила оттуда первую попавшуюся майку и старую юбку, почти до колен. Юбка конечно была позорная, но другой подходящей одежды у нее не было. Речь о том, чтобы надеть джинсы или шорты даже не шла.
Тщательно расчесав волосы и собрав их в свой любимый высокий хвостик, девочка еще раз посмотрела в зеркало и слегка улыбнулась. И жизнь показалась ей не такой мрачной.
Катя закрыла дверь и направилась в столовую. Проходя мимо домика Димы, она остановилась. Надо бы узнать, как он там. Не убил ли его физрук? Немного постояв в нерешительности, девочка все-таки подошла к двери и тихонько постучалась.

[Дима Соловьев]

Дима вздрогнул от неожиданности. Это кто там?! Но грозный голос не требовал открыть, значит, не кто-то из взрослых. Тогда кому он понадобился? Болтать, играть, гулять не было никакого настроения. О подвигах на острове Дима рассказал бы, хорошенько приукрасив, но не в таком же побитом виде. С другой стороны, можно сделать вид, что это раны от приключений. А то никто не догадается, ага...

Дима всё же подошёл к двери и, помедлив, открыл. Несколько секунд он молча смотрел на Катю. Совесть кольнула, мол, она пришла к тебе, а ты нет. Потом пришло самолюбие: он не жалко выглядит? А как же Катя после...всего?

Дима рассматривал девочку, а потом посторонился, пропуская внутрь.

[Катя Симонова]

На пороге стоял Соловей, живой и невредимый. Хотя невредимым его было трудно назвать. Вид у него был конечно еще тот...
Ты... это, как вообще? - нерешительно спросила девочка, проходя внутрь.

[Дима Соловьев]

Дима закрыл дверь за Катей.
- Нормально, - хрипловато со сна отозвался он. - А...ты? Хочешь... - он окинул взглядом комнату, что б предложить гостье, - воды? Мятная жвачка есть ещё.

[Катя Симонова]

- Нормально, - хрипловато со сна отозвался он. - А...ты? Хочешь... - он окинул взглядом комнату, что б предложить гостье, - воды? Мятная жвачка есть ещё.

- Я? Вроде тоже нормально. Жива, - улыбнулась Катя.
Конечно, их с Димкой состояние сейчас трудно назвать нормальным, и девочка это прекрасно понимала, но все-таки времени после посещения рыдальни прошло достаточно, а это значит, что жизнь налаживается.
- Вода и жвачка это хорошо, но я бы сейчас от обеда не отказалась, - призналась Катя

[Дима Соловьев]

До прихода Кати Дима был уверен, что не хочет есть. А теперь вот осознал, что страшно голодный. Но идти светиться в таком виде?
Дима взъерошил волосы на затылке.
- Ммм...А что не идешь кушать тогда?
Потом с досадой сунул руки в карманы:
- "Жива"...Девочек вообще нельзя так, чего они там себе думают!
Нахмурившись, Дима отвернулся. Мальчиков "так" тоже было нельзя по его мнению. И никого вообще нельзя. Но и на остров им было нельзя, а то Катино "жива" могло иметь куда более печальный смысл.
Соловей вздохнул.
- Приключение вышло, да? Теперь напишешь книжку? - попытался он пошутить, но глаза были невеселые.