Укрощение ленивой

[Настя Голубева]

- Если бы ты действительно задачи решала, то ты бы не написала такую чушь в контрольной. Я не ожидала от тебя, что ты справишься с четвертой и пятой задачей - они тебе пока не по зубам. Но первые три задачи тебе под силу было решить, конечно, при условии если бы ты сидела и занималась.
- Ты помнишь, что ты мне обещала?

—Да,—всхлипнула девочка.
Но как она могла самостоятельно решить задачи?! Они же безумно сложные!
—Я же первые две задачи в контрольной решила...—робко проговорила она.

[Елена Викторовна]

—Да,—всхлипнула девочка.
Но как она могла самостоятельно решить задачи?! Они же безумно сложные!
—Я же первые две задачи в контрольной решила...—робко проговорила она.

- Что "да"? А по-моему, ты напрочь забыла, что ты обещала. Ты обещала мне за-ни-мать-ся, - я специально по слогам произнесла это слово, - а на деле что?! Ты занималась, конечно, но явно не тем, чем нужно было. Да, ты решила два задания, со шпаргалкой, да еще и врешь при этом, что ты готова к контрольной и задачи решала.
- А ты помнишь, что Я тебе обещала?

[Настя Голубева]

- А ты помнишь, что Я тебе обещала?

Настя яростно замотала головой. К сожалению, она хорошо помнила, что математичка пообещала в прошлый раз, но совсем не хотела в это верить.
Да за что ее наказывать в конце концов?! Она домашку сделала? Сделала! Ну да, частично(скорее, по-больше части) ее сделала Майка, но Елена сама виновата! Зачем она дала такие сложные задачи? Как Настя должна была их решать?!
И в контрольной первую задачу она вообще без шпаргалок решила! А вторую наполовину без шпаргалок! Не ее вина, что остальные задачи были такими сложными! И даже если за контрольную ей поставят двойку... Ее ведь никогда раньше за двойки не наказывали, просто отправляли исправлять и все! А тут...
Зареванная девочка стояла перед злобной фури... перед рассерженной Еленой Викторовной и тряслась от страха. Ну, зачем она так на неё орет?! Зачем?!

[Елена Викторовна]

- Не помнишь? Хорошо, я тебе напомню. Я обещала тебе, что если ты еще раз прогуляешь урок или попытаешься меня обмануть, то я тебя накажу. Был такой разговор? Был. Да, на этот раз ты урок не прогуляла, но ты опять врешь и причем неоднократно.
Я очень строго смотрела на девочку. Стоит такая зареванная, несчастная. Но в этот раз ей эти слезы не помогут.
- В отличие от тебя, я всегда выполняю то, что обещала. Поэтому сейчас ты берешь свои вещи, и мы идем на второй этаж.

[Настя Голубева]

- В отличие от тебя, я всегда выполняю то, что обещала. Поэтому сейчас ты берешь свои вещи, и мы идем на второй этаж.

—Нет! Пожалуйста!
Приговор был жестким, неотвратимым, несправедливым и...ожидаемым.
Голубева заплакала ещё громче. Она прекрасно понимала, что никакие ее «пожалуйста» не сработают, что через пять минут она в очередной раз окажется с голой попой перед учителем, что будет ужасно больно, ужасно стыдно, ужасно страшно. Настя все это понимала! Но сама она в рыдальню не пойдёт! Она этого не заслужила! Ни одна на свете задача по геометрии того не стоила!

[Елена Викторовна]

—Нет! Пожалуйста!

Нет, конечно я не ожидала, что Голубева скажет что-то вроде: "Да, конечно" и послушно пойдет в рыдальню. Но время уговоров уже прошло, увы.
- Что "пожалуйста"? - холодно осведомилась я.

[Настя Голубева]

- Что "пожалуйста"? - холодно осведомилась я.

—Не надо...—сквозь слезы проговорила Настя.
Девочка понятия не имела к чему готовиться, и это пугало не меньше самого наказания! Ну то есть, что такое порка она, конечно, уже очень хорошо знала, чай не первый год в гимназии учится, но Голубевой неожиданно пришла в голову мысль, что она никогда и ни от кого не слышала, чтобы математичка его выпорола. И почему-то это ужасно пугало! В смысле, Настя даже до первой своей порки знала, что физрук порол эту и этого из 6-А и вот эту из 5-Б, что Лидия Сергеевна порола вон ту и вон ту тоже, и вот этого, что Николай Александрович драл вон тех. Все это, конечно, Настю пугало. Но! Эти ребята оставались живыми и здоровыми, да, они переживали какое-то время, но потом возвращались к своей обычной жизни! А это значило, что как бы сильно их там ни драли, это все можно было пережить.
А можно ли пережить порку от Елены Викторовны? Может про неё никто ничего не рассказывал, потому что она все запарывала до смерти?!

[Елена Викторовна]

—Не надо...—сквозь слезы проговорила Настя.

- А по-моему, очень даже надо! Не надо было заниматься не пойми чем, и врать мне тоже не надо было. Мы подробно разберем что было надо, а что нет, в другой комнате. Давай на выход!
Я подошла к двери и распахнула ее перед Настей.

[Настя Голубева]

Я подошла к двери и распахнула ее перед Настей.

Настя осталась стоять на месте. Она плакала, дрожала и не могла себя пересилить, чтобы пойти с Еленой Викторовной.
Конечно, она понимала, что взрослой не составит труда схватить ее за руку или за ухо и потащить к рыдальне у всех на виду. И она понимала, насколько это будет стыдно и унизительно. Но внутри девчонки зрел какой-то протест. Ей казалось, что математичка сама виновата во всем! А раз так, то никуда она не пойдёт!

[Елена Викторовна]

Конечно, мне ничего не стоило применить силу, но очень мне не хотелось этого делать. Но и долго уговаривать девчонку у меня не было никакого желания. Я все же постаралась объяснить.
- Настя, - спокойно начала я, - запомни: из любой ситуации есть как минимум два выхода. Вот, у тебя их тоже два.
Первый: ты идешь со мной, получаешь то, что заслужила, а потом ты будешь заниматься как положено, и в конце четверти я ставлю тебе твою честно заслуженную тройку, или даже четверку, если ОЧЕНЬ сильно постараешься.
Ну и второй вариант. Я тебя сейчас отпускаю и даже разрешу не посещать мои уроки до конца четверти. НО! Я выставлю тебе двойку по итогам четверти, и дальше ты будешь иметь дело не со мной, а с Юрием Васильевичем или Лидией Сергеевной или даже с Николаем Александровичем. Я не думаю, что они это одобрят.
Так что решай сама.
Я выжидательно посмотрела на Голубеву.

[Николай Александрович]

Настя осталась стоять на месте. Она плакала, дрожала и не могла себя пересилить, чтобы пойти с Еленой Викторовной.

Попрощавшись с Анной Романовной, я вышел в коридор и сразу услышал, как в кабинете математики кто-то плачет. Дверь была широко открыта, но ребёнка я не видел. Я направился в ту сторону, и, пока шёл, до меня донёсся голос Елены Викторовны.

...тебе двойку по итогам четверти, и дальше ты будешь иметь дело не со мной, а с Юрием Васильевичем или Лидией Сергеевной или даже с Николаем Александровичем. Я не думаю, что они это одобрят.
Так что решай сама.

Поравнявшись с кабинетом, я заглянул в класс.

- Что тут у вас происходит? - я кивнул учительнице и посмотрел на плачущую Настю.

[Настя Голубева]

- Настя, - спокойно начала я, - запомни: из любой ситуации есть как минимум два выхода. Вот, у тебя их тоже два.
Первый: ты идешь со мной, получаешь то, что заслужила, а потом ты будешь заниматься как положено, и в конце четверти я ставлю тебе твою честно заслуженную тройку, или даже четверку, если ОЧЕНЬ сильно постараешься.
Ну и второй вариант. Я тебя сейчас отпускаю и даже разрешу не посещать мои уроки до конца четверти. НО! Я выставлю тебе двойку по итогам четверти, и дальше ты будешь иметь дело не со мной, а с Юрием Васильевичем или Лидией Сергеевной или даже с Николаем Александровичем. Я не думаю, что они это одобрят.
Так что решай сама.

Это было нечестно! Елена Викторовна использовала абсолютно подлый приём! Она ведь так не сделает?!
Настя подняла глаза на математичку и тут же опустила. Эта—сделает! Последствия Голубева представила себе мгновенно! И последствия эти были совсем не такими, какими их наверно представляла Елена Викторовна. У Насти в голове всплыл вовсе не образ Николая Александровича с тростью. И не образ Лидии Сергеевны с пронзительным взглядом и розгой в руке. Насте представился классный. И почему-то Юрий Васильевич в ее воображение вовсе не стоял над ней с прыгалками, а просто объявлял ей, что больше не будет никаких соревнований, никаких тренировок, никаких пластмассовых стаканчиков с кофе на заправке и никаких новых костюмов. Не будет душевных разговоров и шуток на тренировках или по пути к спортивным центрам, не будет ласкового обращения «Настюша» и «моя чемпионка». Юрий Васильевич ужасно в ней разочаруется, ведь до того момента, как к ним пришла Мымра Викторовна, у Насти были нормальные оценки. Тройки стояли лишь по алгебре, геометрии и химии. В последней четверти она даже каким-то Макаром умудрилась получить 4- по физике. Потерять хорошие отношения с единственным учителем в гимназии, которому она доверяет? Не говоря уже о том, что за четвертную двойку он ей вломит так, что вся гимназия плакать будет. Настя не была дурой, она это прекрасно понимала.
Вот только почему-то от этого понимания легче не становилось. И все же... Она уже была почти готова пойти в рыдальню.

- Что тут у вас происходит? - я кивнул учительнице и посмотрел на плачущую Настю.

Увидев директора, Настя изо всех сил постаралась успокоиться, но у неё это не получилось. Голубева яростно терла глаза рукавом пиджака, но слезы от этого течь не переставали.
Она со страхом посмотрела сначала на Елену Викторовну, потом на Николая Александровича.
«Сейчас и он орать будет»,—обреченно подумала девочка, опустив голову вниз и ссутулив плечи.

[Елена Викторовна]

- Что тут у вас происходит? - я кивнул учительнице и посмотрел на плачущую Настю.

Директора я уже сегодня видела, так что здороваться не имело смысла. Я тоже кивнула головой в знак приветствия и посмотрела на зареванную Настю. Конечно мне бы хотелось, чтобы она сама все объяснила, но поняла, что это придется сделать мне.
- Николай Александрович, - спокойно начала я, - здесь ситуация такая. Настя сильно отстает по математике. За последнюю контрольную работу по алгебре она получила двойку, что даже много, потому что правильно не было сделано ни одного задания. Неделю назад я назначила ей дополнительные занятия. На одно из них она пришла, а второе - и вовсе прогуляла. Я тогда пошла ей навстречу и не стала наказывать ее за прогул - и как оказалось зря. Она мне обещала, что будет заниматься в мое отсутствие. Но она, видимо выбрала другое занятие для себя. Сейчас я ей дала контрольную по геометрии. По этому предмету у нее тоже все очень плохо. Задание решено только одно. Второе - решено правильно, но она пользовалась шпаргалкой. Я шпаргалки отобрала, и Настя не смогла ничего решить без их помощи. Вот посмотрите сами.
Я протянула Николаю Александровичу Настин листок...

[Николай Александрович]

- Николай Александрович, - спокойно начала я, - здесь ситуация такая. Настя сильно отстает по математике. ... По этому предмету у нее тоже все очень плохо. Задание решено только одно. Второе - решено правильно, но она пользовалась шпаргалкой. Я шпаргалки отобрала, и Настя не смогла ничего решить без их помощи. Вот посмотрите сами.
Я протянула Николаю Александровичу Настин листок...

Я внимательно выслушал Елену Викторовну. Затем взял протянутый мне лист бумаги и надел очки.

С геометрией я не сталкивался с тех пор, как в школе учились мои дети, но, просмотрев задачи и написанные к ним решения, даже я увидел, сколько неправильных вычислений допустила Настя. Мой взгляд задержался на математической константе π, которая должна была быть не 3, а 3.14. Голубева неверно поделила площадь на это число, а потом и вовсе забыла извлечь из результата квадратный корень. И подобных ошибок тут была масса. Я вернул контрольную учительнице и поверх очков посмотрел на Настю.

- Мне интересно, почему ты плачешь?

[Настя Голубева]

- Николай Александрович, - спокойно начала я, - здесь ситуация такая. Настя сильно отстает по математике. За последнюю контрольную работу по алгебре она получила двойку, что даже много, потому что правильно не было сделано ни одного задания. Неделю назад я назначила ей дополнительные занятия. На одно из них она пришла, а второе - и вовсе прогуляла. Я тогда пошла ей навстречу и не стала наказывать ее за прогул - и как оказалось зря. Она мне обещала, что будет заниматься в мое отсутствие. Но она, видимо выбрала другое занятие для себя. Сейчас я ей дала контрольную по геометрии. По этому предмету у нее тоже все очень плохо. Задание решено только одно. Второе - решено правильно, но она пользовалась шпаргалкой. Я шпаргалки отобрала, и Настя не смогла ничего решить без их помощи. Вот посмотрите сами.
Я протянула Николаю Александровичу Настин листок...

Елена Викторовна вывалила на директора абсолютно все! По её словам Настя была какой-то злостной прогульщицей и двоечницей! Но ведь она такой не была! Математичка вроде и не говорила неправды, но все события, которые она описывала, будто не имели второй стороны.
«А на директора она не кричит!—даже с некоторой обидой подумала Настя.—Это ж только на меня можно!»

- Мне интересно, почему ты плачешь?

—Я...
Николай Александрович, даже услышав обвинения Елены Викторовны, продолжил говорить спокойным голосом. У Насти не было ни времени, ни взрослого мышления, чтобы проанализировать всю ситуацию с психологической точки зрения, но эта фраза понравилась Голубевой от самого первого до самого последнего слова. Директору было интересно, почему она плакала! Интересно! Елене Викторовне интересно не было, она просто кричала...
Спокойный тон директора подействовал немного успокаивающе. Настя громко вдохнула воздух, чтобы постараться прекратить рыдания и проговорила прерывающимся голосом:
—Мне... страшно... Я...
«Сам себе не поможешь, никто не поможет!»—мелькнула мысль в голове.
—Я пыталась готовиться...
Они же полдня вчера с Майей сидели! Так что это действительно было так!
—Там очень сложно...