Дождался...

[Юрий Васильевич]

- Юрий Васильевич, вы чего? Так же нельзя! Нельзя столько! Это больше максималки! - уцепился он за вовремя всплывшую в памяти строчку из Устава.

Я хмыкнул, услышав претензию Соловьёва.

- То есть одни правила нужно соблюдать, а другие нет? - я внимательно посмотрел на Диму, но в такой позе взгляд ловить было неудобно. В отличие от него, я правила нарушать не собирался, просто ситуация интересная.

[Дима Соловьев]

Дима повернул голову в сторону учителя, хотя смотреть на него было неудобно.
- Наказания не просто так, а за нарушения как раз. Нет такого, что если нарушил, то будут бить сколько угодно.

Говоря это, Дима тревожился. Вдруг Юрий Васильевич вывернет так, что все ещё хуже станет? А что он может сделать? Ой, а если придумает растянуть наказание на целую смену? Только подживет и снова приходить? Это же отравленное лето!

[Юрий Васильевич]

Дима повернул голову в сторону учителя, хотя смотреть на него было неудобно.
- Наказания не просто так, а за нарушения как раз. Нет такого, что если нарушил, то будут бить сколько угодно.

- Такого действительно нет, но ты не ответил на мой вопрос, - я отошёл к окну и сказал через плечо: - Одевайся, поговорим об оставшемся наказании.

На улице стало темнее, хотя прошло не так уж много времени, скоро зажгутся фонари, а пока мало что можно было рассмотреть дальше соседнего домика.

[Дима Соловьев]

От "Одевайся" Дима даже выдохнул и прикрыл глаза на секунду. Коснулся еще раз пылающего зада, поморщился, кое-как подтянул трусы. С кровати вставать было тоже сложно - болела отбитая пятая точка, болели следы после драки. Ковыляя и двигаясь с трудом, Дима добрался до стула, натянул штаны. Зачем снимал, блин? Надо было просто спустить.

Ложиться на кровать при учителе было никак, садиться - самому себе враг, что ли? И Дима остался стоять, опираясь на спинку стула. Болело просто все.
- Я...всё, оделся, - произнес он.

Сейчас Юрий Васильевич обернется и что-то скажет. Что? Какое наказание осталось? Может, сжалится и решит, что с Димы хватит? Ему ведь за сегодняшний день уже очень давно хватит. Знал бы - вообще с утра бы из домика не выходил.

[Юрий Васильевич]

- Я...всё, оделся, - произнес он.

Я повернулся - выглядел Дима не важно и было понятно, что порку сейчас продолжать мы точно не будем. А вот будем ли потом...

- Ну так что, что ты мне скажешь по поводу своих очень хитрых взглядов на то, что я должен соблюдать правила, а тебе не обязательно? - Дима хоть и пытался съехать с этой темы и второй раз проигнорировал мой вопрос, но я не из тех кто сдаётся и повторю ещё разок.

[Дима Соловьев]

У Димы закололо в горле.
- Да причем тут хитрости? - тихо проговорил он. - Мне просто плохо было. И все эти правила установили вы, а не я. А если сами установили, то правильно подчиняться. Я-то их не устанавливал.

Сейчас будет опять муторный спор про правила? Но ни сил, ни желания спорить Дима совсем не ощущал. Хотелось лечь, положить мокрое полотенце на задницу и чтобы к нему никто никогда не заходил целую вечность! Или чтобы появился какой-нибудь крутой герой и сказал бы, мол, выше нос, Соловей, я-то знаю, ты классный, все образуется. По плечу похлопал, как-нибудь так, чтоб Дима понял, что кто-то - за него.

"Зачем они меня сюда запихнули на целое лето?" - внезапно подумал Дима о родителях. "Подумаешь, у папы отпуск позже. И нормально я бы отдохнул у нас без всяких этих "за городом". У бабушки бы отдохнул. Только о себе думают!"
Дима не вспомнил, что не особенно протестовал и был скорее рад вместо уроков провести время с друзьями в лагере с такими гибкими правилами и возможностью купаться сколько угодно. Сейчас все виделось в черном свете.

[Юрий Васильевич]

У Димы закололо в горле.
- Да причем тут хитрости? - тихо проговорил он. - Мне просто плохо было. И все эти правила установили вы, а не я. А если сами установили, то правильно подчиняться. Я-то их не устанавливал.

- При том, Дима, что чтобы требовать что-то от других, начинать надо всегда с себя. Я вот правила выполняю и могу требовать от других, а ты?

Ответ был очевиден и можно было не ждать, что скажет Соловьёв - только за сегодня он успел накосячить столько, что на всё лето хватило бы.

- И то, что их устанавливал не ты, никакой роли не играет. Уголовный кодекс тоже писал не ты, и не я, но мы находимся на территории Российской Федерации и обязаны выполнять правила, которые в нём установлены, если не хотим последствий, которые там описаны. Так и здесь - ты приехал в лагерь, где есть определённые правила и обязан их выполнять, - я не просто отмахивался от мальчишки, а старался донести до него мысль так, чтобы до него дошло. - Я понятно объясняю?

[Дима Соловьев]

- А я не выполняю и ни от кого ничего не требую, - тяжело проговорил Дима. - Ну, курил, нарушил - что теперь, убивать меня? Вы и так...наказали. Я же не в людном месте курил. Я вообще к себе ушёл, чтобы никто меня не видел, даже здесь нашли, - голос задрожал и Дима вцепился в спинку стула до побеления костяшек. Мальчик заморгал, чтобы согнать набежавшую на глаза пелену.

[Юрий Васильевич]

Очень хотелось треснуть упрямого мальчишку, но я сдержался и даже вида не показал. С Димой что-то происходило. То ли переживал, что всё так сложилось, то ли неопределённость выматывала, то ли что просто устал. А может и ещё что-то. В любом случае, я пока не давил, да и вообще ничего не говорил несколько минут, давая Диме справиться со своими эмоциями.

- Нет Дима такой опции "не выполнять", просто нет и тебе придётся это принять. Если вернуться к примеру с уголовным кодексом, то нельзя убить человека ни на улице в толпе, ни там, где тебя никто не видит. Всё в любом случае раскроется и наказание будет неизбежным.

[Дима Соловьев]

Дима проморгался, сглотнул. Комок показался огромным и сглатывался с трудом, как бывало, когда он болел. Мальчик постарался взять себя в руки, и снова зазвучал голос Юрия Васильевича.

- Да я понимаю, - голос стал какой-то ломкий. - Даже если тайно нарушил и попался, все равно не избежать. Но если человек преступник, его накажут и все. Не будут говорить, что раз ты нарушил, то и мы тебе не штраф выпишем, а посадим на сто лет.

Дима как будто разделился. Одна половина отвечала Юрию Васильевичу, а вторая кричала "да какая разница?! И вообще соглашайся с чем угодно, а то ещё больнее будет, а я уже не выдержу столько".

И Дима не выдержал тоже, поднял глаза и сразу отвёл их.
- Хватит меня уже бить, ну пожалуйста, - и голос сорвался, а Дима закусил губу, удерживая слезы.

[Юрий Васильевич]

- Да я понимаю, - голос стал какой-то ломкий. - Даже если тайно нарушил и попался, все равно не избежать. Но если человек преступник, его накажут и все. Не будут говорить, что раз ты нарушил, то и мы тебе не штраф выпишем, а посадим на сто лет.

Что-то в Диминой фразе было не так, что-то не сходилось, но глянув на мальчишку, я махнул на это рукой - похоже у него реально было состояние, в котором он уже не очень хорошо соображал. Похоже ещё чуть-чуть и слёзы потекут. Это не страшно, я-то, в отличие от Димы, считал, что человеку иногда надо поплакать, но и вести какие-то серьёзные разговоры сейчас не получится.

Я подошёл и аккуратно обнял его за плечи. Аккуратно, чтобы не сделать больно, потому что я не помнил кто кому там что отбил, кроме видимых шишек и ссадин.

- Я тебя не бил, а порол, понимаю, что тебе по-барабану, но разница огромная. В любом случае, сегодня я тебя точно больше пороть не буду, - звучало не сильно ободряюще, поэтому я добавил. - Надеюсь, ты немного отойдёшь и мы сможем с тобой договориться так, чтобы к порке нам возвращаться не пришлось и позже.

[Дима Соловьев]

И Диму прорвало. Порывисто обняв Юрия Васильевича в ответ, он уткнулся ему в грудь и отчаянно замотал головой.
- Да я же не... Я понимаю... Я знаю, что нельзя к-курить! Но день такой! Я г-голодный! И ремень мне папа не затем подарил, чтобы меня им! А вы сказали нести... А утром эта драка ещё... И Катя... - Дима закрыл лицо одной рукой, всхлипывая и не удерживая льющихся потоком слез. - Из-звините меня...

[Юрий Васильевич]

Да, я видел, что Дима на грани, но наверное я не ожидал, что он позволит себе расслабиться и побыть собой - самым обычным мальчишкой, не изображающим из себя героя. Я ничего не говорил, одной рукой несильно прижимал к себе мальчика, а другой гладил по плечу и спине. Не успокаивал, не говорил "не плачь", не обещал, что всё будет хорошо. Пусть выпустит накопленный за день стресс, выплеснет свои переживания, страхи и тревоги. Пусть, ничего в этом страшного и стыдного нет, зато потом точно будет легче и мы сможем договориться.

[Дима Соловьев]

Дима закрыл лицо рукой, второй не отпуская Юрия Васильевича. Где-то на задворках была мысль, не замочить бы слезами одежду учителя, а то стыдоба совсем, но было не до того. Тяжёлый, бесконечно длинный день со всеми его потрясениями и огорчениями смывался, колючий комок в горле растаял и все то, что туго сдавливало грудь, не давая дышать как следует, уходило.

Дима знал, что слезами делу не поможешь. Честно говоря, его делам вообще мало что могло помочь: назад не отмотаешь, обман и драка случились, подаренным ремнем его выпороли, но все-таки после плача стало полегче.

Мальчик затих, ещё всхлипывая, но уже успокаиваясь. Юрий Васильевич ещё аккуратно прижимал его к себе и гладил по спине, и казалось, что он что-то такое знает, отчего дальше плохого не будет. Просто не пройдёт через эту защиту никакое плохое, по крайней мере, пока Дима не придёт в себя.

Соловей начал вытирать глаза ладонью, но она была мокрая и это оказалось бесполезно. Надо было сходить в ванную, но для этого надо было собраться с духом и отойти. А еще:
- Ой... Голова кружится немного, - пожаловался Дима, потерев висок. Он и сам не знал, почему это сказал. Само вырвалось. Наверное, это все от плача, от всех событий или от того, что он пропустил обед и ужин. Словом, ничего страшного. Но Дима чувствовал себя таким потерянным и несчастным, что ему вдруг захотелось, чтобы его немножко пожалели. Ведь даже героев жалеют в фильме, пока они героически лежат раненые. Правда, лежат, а не плачут в учителя, но Дима пока не был готов продолжать подражать кинозвездам.

[Юрий Васильевич]

Я не торопил мальчика, давая ему столько времени, сколько нужно, просто был рядом, давая понять, что я тут и никуда уходить не собираюсь. Постепенно рыдания затихли и конечно же возник вопрос с тем, чем вытереть слёзы-сопли.

- Ой... Голова кружится немного, - пожаловался Дима, потерев висок.

- Ничего, это сейчас пройдёт, - я обхватил его за плечо и развернул в сторону ванной, - пойдём, тебе надо умыться, холодная вода поможет.

Наш разговор про сигареты не был окончен, но пока я его отложил, нужно было, чтобы Дима начал нормально соображать и вернулся в адекватное состояние.

Мы дошли до ванной, я отпустил Соловьёва и повернул холодный кран. Уходить не стал, готовый, если что, подхватить мальчишку, но, вроде, он крепко стоял на ногах.